Павел Девяшин - На златом крыльце сидели

– Лишние уши нам ни к чему, верно? Неужели Вишневецкий убил сенатора из политических соображений? Как думаете?

– Сие возможно. Вряд ли из-за денег. Духовная Семена Николаевича зятя не упоминает. Конечно, тот мог об этом и не знать или надеяться на средства жены…

Хозяин кабинета выудил протокол допроса из текущих бумаг, на длинном, как у сайгака, носу блеснуло пенсне.

– Так-с, – прочитал он вслух, – Что вещает нам сей мерзавец? Ага… Не скажу и слова! А вы ему: и отлично, безмолвие отправит вас прямиком на виселицу. Он – зря вы так думаете, мне помогут. Вы – кто?! В иной раз, может быть, но только не сейчас! Знаете, что за кутерьма приключилась на Сенатской? То-то! Ныне дворянину в темнице стократ опасней, нежели последнему карманнику с Лиговки. Стоит черкнуть пару строк об устранении Двинова заговорщиками, и – конец… Известно ли вам, что Кондратий Федорович упомянул покойника на допросе? По меньшей мере, дважды. Самым лестным образом, недвусмысленным-с.

Поликарпов задумчиво глядел в окно, голос руководителя набирал обороты.

– Хм, продолжим отсюда… Вишневецкий – Плевать! Главное сделано… Теперь Россия в надежных руках. История с бунтом доказала это… Николай не похож на братца. У Константина заячье сердце, коль не хуже… Старый лис Двинов прекрасно знал, без него высочество на трон не сядет, употребил все доступные инструменты. Дудки! Что до меня – вешайте, коль охота пристала!..

Вельможа осекся, трясущаяся рука дернула с глаз стеклышки.

– Скотина! Размышляет об отечестве, гляньте-ка на него! Каторжник… Чего молчите, Антон Никодимович?

– Возможно, негодяй рассчитал, что Константин Павлович не вступит на престол, лишившись поддержки Двинова. В таком разе, ставка делалась на боязнь Его высочества…

– Какую еще боязнь? – удивился товарищ министра.

– Окончить жизнь по примеру венценосного родителя. Похоже, фобию до поры удавалось обуздывать именно Семену Николаевичу. А уж о том, что покойный издавна состоял при брате императора, знали все! Эх, ваше высокопревосходительство, думаю, брак с Ларисой Двиновой – прикрытие-с. Заблаговременно спланированный ход. Троянский конь!

Старик вскочил, седые брови хищно изогнулись.

– Вздор! Петр Еремеевич, по-вашему, настолько дальновиден? Ерунда… Слишком хитро! А, впрочем, может быть, но совершенно по иному поводу. Финансовому-с. Брак по расчету – короткая дорожка к капиталам! Не согласны? А бравурные речи для протокола… Был на моей памяти случай: приказчик уходил топором немецкого купца, взял мошну, а после в допросной избе кричал, дескать, спас Россию от иноземного лазутчика! Патриотическая лапша на уши, дабы скрыть низменные мотивы. И потом, Вишневецкий что – гений политических интриг?

– Нет, исполнитель чужой и зловещей воли. Ловок, но не умен. Толковый школяр, за которым стоит учитель!..

– И что получается? – не сдавался начальник. – Этому вашему педагогу не желателен Константин?!

– Скорее, нужен именно Николай… Его стремление к твердому порядку, железная воля. Не знаю. Вот уж, действительно – на златом крыльце сидели…

– Извините, но этакое бланманже в голове не укладывается. Да что вы там бормочите?

– Ничего. Пустое-с.

В тишине отчетливо различалось пыхтение спорщиков, наконец генерал спросил:

– Что скисли, дружище? Приуныли от собственных небылиц? Бросьте… экий клубок размотали-с. Выхлопочу для вас наградную саблю, ей-Богу!.. А мотив выеденного яйца не стоит. Что зря гадать?

– Напрасно вы так думаете, – усмехнулся Антон Никодимович, толстые пальцы выбили на столе замысловатую дробь. – Когда-нибудь мотив станет обязательным атрибутом состава преступления! Вот увидите…

– Бог мой, да какая разница! Главное – злыдень сознался. И словом, и делом. Кстати, о деле… Гастролеры находятся под контролем министра, а стало быть, и самого государя императора! Бандиты изрядно нашумели в Москве, Рязани, Нижнем Новгороде, Варшаве… тут следует поставить жирную точку! Кто, если не вы? Пожалуйста, не относитесь к вояжу в губернию, точно к ссылке.

– Дельный совет, – сказал Поликарпов, и на губах заиграла ироничная улыбка. – Обязательно им воспользуюсь. А теперь, коль все сказано, я имею честь удалиться…

***

Колокольчик-балаболка заходился в радостных переливах: динь-динь-динь! Из приемной в кабинет влетел адъютант, пушистый ковер не смягчил громыхание до блеска начищенных сапог. Грудь колесом, подбородок в небо… Сторожевой пес, да и только!