Герман Макнили - Бульдог Драммонд (следствие ведет Хью Драммонд) [litres]

Фрагменты разговора время от времени доносились до его ушей. Запуганный кролик, с фанатичным пламенем в слезящихся глазах, воспевал славу Советам рабочих. Бритоголовый громила требовал накормить голодных и трудоустроить безработных…

«Как могло случиться, что сумасшедшие управляют судьбами народов?» – задавал себе вопрос Хью. И затем, вспомнив, какую власть над возбужденной толпой имеют экзальтированные ораторы, как легко поддается масса внушению со стороны откровенно неуравновешенных людей, Драммонд ощутил горькое разочарование.

– Вы дурак! – внезапно крикнул он русскому, и все разом стихли. – Вы бедный болван! Вы!.. Ваш новый мир – блеф! В Петрограде сегодня хлеб стоит два фунта четыре шиллинга за фунт; чай – пятнадцать фунтов за фунт. Вы называете это свободой? Вы предлагаете, чтобы мы прорывались к этому через реки крови? – Тут он высокомерно рассмеялся. – Не знаю, что беспокоит меня больше, ваш червивый мозг или ваша омерзительная внешность!

Слишком удивленный, чтобы ответить, русский застыл, уставившись на него; и тут именно Петерсон сломал тишину своим учтивым голосом.

– Ваши страдания, я рад сказать, вряд ли будут долгими по продолжительности, – заметил он. – На самом деле, настало время для вас удалиться, мой юный друг.

Он встал, улыбнувшись; подошел к звонку позади Хью и позвонил в него.

– Смерть или безумие… Интересно, что?

Он бросил окурок, когда Хью поднялся.

– В то время как мы размышляем здесь о судьбах мира, поднимайтесь наверх, а мы решим вашу судьбу. Вижу, Лэкингтон уже не находит места в предвкушении.

Ни одна мышца на лице солдата не дернулась. Ни жестом, ни взглядом он не показал, что предвидит опасность. Он вел себя как обычный гость, словно и был обычным гостем, готовящимся ложиться спать; и на лице Петерсона промелькнуло на мгновение невольное восхищение. Только Лэкингтон был беспощаден, и когда его взгляд и взгляд Хью встретились, между ними разве что не проскочила молния.

– Тогда я пожелаю всем спокойной ночи, – заметил Хью небрежно. – Та же комната, что и в прошлый раз?

– Нет. Особая – для вас. Если вы доберетесь до вершины лестницы, то слуга покажет вам, где это.

Он открыл дверь и изобразил улыбку. И в этот момент весь свет погас.

Темноту можно было почувствовать, она была плотной и осязаемой. Нигде не мерцало ни огонька, и Хью оставался неподвижным, задавшись вопросом, что делать дальше. Теперь, когда испытания ночи начались, он ощутил некий озноб. Он почувствовал холод. Когда же его руки начали рефлекторно сжиматься и разжиматься, он усмехнулся.

За спиной в комнате кто-то заерзал на одном из стульев, и из холла снаружи донесся шепот. Капитан чувствовал, что окружен людьми со всех сторон, и внезапно коротко рассмеялся. Немедленно все шорохи прекратились. Тишина стала почти абсолютной. Тогда, очень осторожно, он начал нащупывать путь к двери.

По улице промчался автомобиль, и со своего рода циничным любопытством Драммонд задался вопросом, что подумали бы водитель и пассажиры, знай они, что происходит в этом доме. И в этот момент кто-то пронесся мимо него. Хью молниеносно перехватил руку противника. Человек извивался и крутился, но был бессилен как ребенок, и с коротким смехом Хью нащупал его горло другой рукой. И снова тишина наполнила комнату…

Все еще держа неизвестного человека перед собой, он достиг лестницы и там остановился. Он внезапно вспомнил таинственную штуковину, которая просвистела мимо его головы в прошлый раз. Он поднялся на пять ступеней, когда это произошло, и теперь, ступив на первую, начал всматриваться в темноту.

Если, как Петерсон любезно уверил его, они хотят свести его с ума, то маловероятно, что они убьют его на лестнице. В то же время, очевидно, у них имелось орудие, способное к точному регулированию, и поэтому было более чем вероятно, что они станут использовать его, чтобы напугать. И если они сделают это… Неизвестный извивался в его руках, и внезапно странная идея осенила капитана.

«Это единственный возможный шанс, – сказал он себе. – И если вопрос – вы или я, то предполагаю, что это должны быть вы!»

С усилием он поднял неизвестного над головой. С этой ношей он и начал подниматься вверх, ощущая, как ноги человека колотят воздух.

Вот наконец он достиг четвертой ступени и окончательно отрегулировал положение своего живого щита. Он чувствовал, что зал ниже полон мужчин, и внезапно голос Петерсона донесся из темноты: