– Вполне. Сестра все верно говорит, вот только любит он поучать. Сейчас-то он, конечно, меня не донимает, но ребенком я обычно от него прятался.
– Вы приехали сюда из университетского городка днем в субботу. Посещал ли вас доктор Брэдфорд с того времени до двух часов в воскресенье?
– Не помню… Ах да, конечно. Он ужинал с нами в субботу.
– Допускаете ли вы возможность того, что это он убил вашего отца?
Ларри уставился на меня:
– Господи помилуй. Вы что, решили меня шокировать?
– А вы, мисс Барстоу?
– Чушь.
– Конечно чушь. Как бы то ни было, кто первым предложил, чтобы Брэдфорд констатировал смерть от сердечной недостаточности? Кто-то из вас? Он?
Ларри испепелял меня взглядом. Его сестра спокойно ответила:
– Вы сказали, что мое присутствие требуется вам, чтобы я следила за соблюдением уговора. Что ж, мистер Гудвин. Я была… достаточно терпелива.
– Ладно. Оставим это. – Я повернулся к ее брату: – Вы снова сердитесь, мистер Барстоу. Бросьте. Люди вроде вас не привыкли к дерзостям, но вы были бы удивлены тем, сколь легко от них отмахнуться, не причинив вреда никому. Осталась лишь парочка вопросов. Где вы были между семью вечера и полночью в понедельник, пятого июня?
Он все еще сверкал глазами:
– Не помню. С чего бы мне это помнить?
– А вы напрягите память. Это отнюдь не еще одна дерзость. Я серьезно настаиваю на вашем ответе. Понедельник, пятое июня. Похороны вашего отца были во вторник. Я спрашиваю о вечере перед похоронами.
Мисс Барстоу вмешалась:
– Я могу сказать вам.
– Я предпочел бы услышать это от него. В качестве одолжения.
Он все-таки ответил:
– Не вижу причин, чтобы не отвечать. Или же ответить. Я был здесь, дома.
– Весь вечер?
– Да.
– Кто еще был здесь?
– Мои мать и сестра, слуги и Робертсоны.
– Робертсоны?
– Я же сказал.
Снова подключилась его сестра:
– Робертсоны – наши старые друзья. Мистер и миссис Блэр Робертсон и две их дочери.
– Во сколько они приехали?
– Сразу после ужина. Мы даже не успели закончить. Где-то полвосьмого.
– Доктор Брэдфорд был у вас?
– Нет.
– Это не показалось вам необычным?
– Необычным? Почему?.. А впрочем, да, конечно. Ему пришлось отправиться в Нью-Йорк на встречу, какую-то профессиональную встречу.
– Понимаю. Благодарю вас, мисс Барстоу. – Я повернулся к ее брату: – И еще один вопрос. Или, скорее, просьба. У Мануэля Кимболла есть телефон в его ангаре?
– Есть.
– Не сообщите ли вы Мануэлю, что я к нему заеду, и не попросите ли ответить на мои вопросы?
– Нет. С какой стати?
Мисс Барстоу вмешалась:
– Вы не имеете права просить об этом. Если вы желаете встретиться с мистером Кимболлом, то это ваше личное дело.
– Верно. – Я закрыл блокнот и встал. – Вы совершенно правы. Но этим делом я занимаюсь неофициально. Если я объявлюсь у него по собственной инициативе, он просто вышвырнет меня, и вся недолга. Он друг вашей семьи – во всяком случае, считает себя таковым. Меня нужно представить.
– Естественно, нужно. – Ларри тоже встал и принялся отряхивать брюки сзади от травы. – Но от нас вы этого не дождетесь. Где ваша шляпа, в доме?
Я кивнул.
– Заберу ее, когда вы пойдете звонить. Понимаете ли, какое дело: я вынужден попросить вас позвонить Мануэлю Кимболлу, Робертсонам и в клуб «Грин медоу». Пока я запланировал наведаться только к ним, но позже может возникнуть необходимость навестить еще кого-нибудь. В поисках фактов я должен поездить по округе, потолковать с людьми. И чем больше вы облегчите мне задачу, тем проще будет вам самим. Ниро Вульф узнал и сообщил полиции достаточно, чтобы эксгумировали тело вашего отца. Сообщил много чего, но отнюдь не все. Вы хотите, чтобы я пошел к окружному прокурору и выложил еще больше? Хотите, чтобы он выписал мне удостоверение, открывающее передо мной все двери? Сейчас он дуется на нас за то, что мы кое-что от него скрываем. Так вот, мне не составит особого труда подружиться с ним. Я вовсе не против. Мне нравится заводить друзей. А вот вам, похоже, нет. Если и это представляется вам шантажом, мистер Барстоу, что ж… Я просто заберу свою шляпу и сочту наши отношения разорванными.
Это и был шантаж, но мне пришлось пойти на него. Беда с этими двумя, в особенности с братцем, заключалась в том, что, приученные всей своей жизнью к безопасности, независимости и почтению, они постоянно забывали всякий страх, и время от времени приходилось о нем напоминать. Они напугались-таки, когда я подошел к сути дела. И причины для страха у них имелись, как я вынужден был бы признать, если бы взял на себя труд ознакомить их со всеми своими соображениями на тот день.
Читать дальше