Рекс Стаут - Познакомьтесь с Ниро Вульфом

Они подождали, когда начнутся две-три другие партии, и приступили к игре сами. Первым бил Мануэль Кимболл, затем Ларри, за ним Барстоу и последним старший Кимболл. Ларри не помнил, откуда отец взял драйвер – из сумки или из рук мальчика, – потому что, ожидая своей очереди, увлекся разговором с Мануэлем, а непосредственно перед ударом отца сам пробивал. Но он очень хорошо запомнил отцовский удар по мячу – ввиду исключительных обстоятельств. В конце взмаха клюшка странно дернулась, мяч полетел крайне неудачно, а Барстоу вскрикнул и с испуганным выражением лица принялся тереть живот. Ларри прежде никогда не доводилось видеть, чтобы отец столь неожиданно и основательно утрачивал на людях свою обычную светскость. Когда у отца спросили, что́ случилось, он пробормотал что-то про осу или шершня и стал расстегивать рубашку. Ларри поразила тревога отца, и он осмотрел кожу у него на животе. Там обнаружился крошечный след от укола, едва различимый. Отец успокоился и настоял на том, что ничего страшного не произошло. Старший Кимболл пробил по мячу, и они двинулись по фервею, травянистой дорожке между лунками.

Все последующее не раз описывали газеты. Через полчаса на подступах к четвертой лунке Барстоу внезапно повалился на землю и засучил ногами, цепляясь пальцами за траву. Он был все еще жив, когда мальчик, носивший его клюшки, схватил его за руку, но испустил дух к тому времени, когда подбежали остальные. Собралась толпа, в которой оказался и доктор Натаниэль Брэдфорд, старинный друг семьи Барстоу. Мануэль Кимболл сходил за седаном и по краю фервея подогнал его к месту трагедии. Тело положили на заднее сиденье машины, туда же сел и доктор Брэдфорд, положив голову старого друга себе на колени, а Ларри сел за руль.

Лоренс Барстоу ничего не помнил о сумке с клюшками. Совершенно ничего. Ему было известно, что, по словам мальчика, тот поставил сумку спереди, прислонив к сиденью, но Ларри не помнил, чтобы она попадалась ему на глаза во время езды или в какое другое время. Он рассказал, что проехал шесть миль медленно и осторожно и лишь по прибытии домой обнаружил, что вся его нижняя губа в крови – так он ее прикусил. Лгал он лучше своей сестры. Если бы она раньше не выдала себя, я вполне мог бы купиться на его рассказ. Я цеплялся к каждой мелочи, как только умел, но он ни разу не сбился.

Тогда я махнул на сумку рукой и спросил его о Кимболлах. Тут он слово в слово вторил сестре. Достойных упоминания контактов между семьями не было. Единственной связью служили его отношения с Мануэлем, основанные на тех услугах, которые Мануэль мог оказывать ему в качестве владельца и пилота самолета. Ларри намеревался обзавестись собственной машиной, как только получит лицензию.

Затем я задал вопрос, который спровоцировал такой взрыв эмоций у миссис Барстоу перед обедом. Я приставал с ним и к Ларри, и к его сестре, но не вызвал никаких вспышек – вообще ничего. Они заявили, что не знают никого, кто затаил бы обиду на их отца, испытывал к нему ненависть и вражду, что ничего подобного нет и никогда не было. За свою выдающуюся карьеру – а Барстоу стал ректором Холланда в сорок восемь, десять лет назад – он много раз встречал сопротивление, но неизменно преодолевал его мягкой настойчивостью, а не силой. Личная жизнь его ограничивалась домом. Сын, насколько я понял, глубоко уважал отца и испытывал к нему определенную привязанность. Дочь его любила. Они сошлись на том, что никто не мог его ненавидеть. Когда это говорила дочь – зная, что́ я слышал из уст ее матери всего три часа назад, – в ее глазах угадывались одновременно вызов и мольба.

Приступив к расспросам о докторе Брэдфорде, я обратился к мисс Барстоу, а не к ее брату. После того как протекало наше общение, я ожидал некоторой неуверенности и утаивания, но в итоге не заметил и намека на что-то подобное. Она просто рассказала мне, что Брэдфорд учился с ее отцом в колледже, дружил с ним, а когда овдовел, стал практически членом семьи. Он был своим человеком в доме, особенно летом, когда жил по соседству. Брэдфорд исполнял обязанности их семейного врача, и именно на него они в основном полагались в лечении миссис Барстоу, хотя он и приглашал специалистов для консультаций.

– Он вам нравится? – спросил я.

– Нравится?

– Да. Вам нравится доктор Брэдфорд?

– Конечно. Он один из достойнейших и прекраснейших людей, которых я знаю.

Я обратился к ее брату:

– А вам он нравится, мистер Барстоу?

Ларри нахмурился. Он, определенно, устал, однако обнаруживал достаточно терпения на протяжении тех двух часов, что я донимал его.