Роберт Гулик - Убийство в лабиринте

Сегодня утром я наводила порядок в комнате молодого хозяина и немного порылась в его личных бумагах.

— Я не просил тебя этого делать, — сухо заметил судья.

Фан метнул на дочь сердитый взгляд.

Темная Орхидея покраснела и быстро продолжила:

— За выдвижным ящиком я обнаружила сверток со стихами и письмами молодого хозяина. Его литературный стиль оказался для меня слишком сложным, но по некоторым предложениям я смогла понять, что содержание их весьма своеобразное. Я захватила с собой этот сверток, чтобы показать вашей чести.

С этими словами она запустила свою тонкую руку в рукав и извлекла оттуда пачку бумаг. С почтительным поклоном она вручила их судье.

Судья Ди бросил насмешливый взгляд на негодующего начальника стражи Фана, после чего быстро просмотрел бумаги.

Он положил их на стол и сказал:

— В этих стихах говорится о запретной любовной связи, причем таким страстным языком, что даже хорошо, что ты не поняла их. Содержание писем такое же, и они подписаны: «Твой раб Дин». Очевидно, молодой Дин писал их, чтобы дать выход своей страсти, поскольку они, кажется, никогда не доходили до адресата.

— Навряд ли молодой хозяин стал бы писать подобные письма такой мымре, как своя жена! — воскликнула Темная Орхидея.

Отец влепил ей звонкую оплеуху с криком:

— Не смей говорить, когда тебя не спрашивают, нахальная девица!

Повернувшись к судье, он извиняющимся тоном добавил:

— Виной всему, что нет моей жены, некому сделать ей внушение, ваша честь!

Судья Ди улыбнулся.

— Когда мы закончим с этим делом об убийстве, — сказал он, — я подыщу для вашей дочери подходящего мужа. Для укрощения строптивой девушки нет ничего лучше семейного быта.

Фан почтительно поблагодарил судью. Темная Орхидея выглядела возмущенной, но возражать не осмелилась.

Постукивая по бумагам указательным пальцем, судья Ди сказал:

— Я попрошу немедленно снять с них копии. Сегодня после обеда ты вернешь оригиналы на прежнее место. Ты неплохо поработала. Будь все время начеку и постарайся больше не залезать в запертые ящики и комоды. Завтра придешь с очередным отчетом.

После того как Фан с дочерью ушли, судья вызвал к себе Дао Ганя.

— Здесь у меня есть кой-какие письма и стихи, — сказал он. — Немедленно скопируй их и попытайся выудить из этих страстных излияний ключ к тому, кем могла быть женщина, которой они адресованы.

Дао Гань бегло просмотрел стихи и вскинул брови.

Судья направился в особняк Ю Ги в сопровождении советника Хуна и четырех стражников. Когда его паланкин несли через разукрашенный мраморный мост, он бросил одобрительный взгляд на девятиярусную пагоду, вздымавшуюся над лотосовым озером. Потом они свернули на запад и направились вдоль реки, пока не достигли незаселенного участка на юго-западе города, где одиноко стоял большой дом Ю Ги, окруженный весьма внушительной стеной.

Судья вспомнил, что этот особняк находится вблизи Речных ворот, выходящих прямо к берегу. Люди предпочитали иметь здесь хорошо укрепленные дома на случай варварских набегов на город из-за реки.

Не успел советник постучать в главные ворота, как двойные створки отворились. Два привратника низкими поклонами приветствовали судью, и паланкин внесли в главный двор.

Когда судья вышел из паланкина, ему навстречу почти что бегом спустился по ступеням полный мужчина среднего роста. У него было крупное, круглое лицо с короткими торчащими усами. Его маленькие глаза метались туда-сюда, словно хотели поспеть за его быстрыми движениями и торопливой речью.

Почтительно кланяясь, он сказал:

— Ваш покорный слуга — землевладелец Ю Ги. Посещение вами моей бедной лачуги — огромная честь для меня. Почтительно прошу пройти внутрь!

Ю Ги поднялся с судьей по лестнице, и через высокую дверь они вошли в приемный зал. Хозяин предложил гостю почетное место за большим, похожим на алтарь столом у задней стены.

Судья Ди сразу отметил, что зал обставлен в скромной, но изящной манере. Он подумал, что массивные старинные стулья и столы, равно как и прекрасные картины на стенах, наверняка остались от старого губернатора.

Пока слуга наливал чай в чашки из редкостного старинного фарфора, судья начал разговор: