Роберт Гулик - Убийство в лабиринте

— Значит, девушка так и не появилась!

Советник Хун и Дао Гань удивленно на него уставились, и даже Ма Жун проявил некоторый интерес.

Судья Ди достал картину, которую дал ему У. Он развернул ее на столе, прижав с обоих концов пресс-папье. Потом взял несколько листов писчей бумаги и закрыл ими картину таким образом, что оставалось видно только лицо богини Гуаньинь.

— Посмотрите повнимательнее на это лицо, — велел он.

Дао Гань и советник привстали и склонились над картиной. Ма Жун тоже попытался под-пяться со своей скамеечки, но снова опустился на нее с гримасой боли на лице.

Дао Гань медленно произнес:

— Несомненно, это необычное лицо для богини, ваша честь. Буддийские богини всегда изображаются с безмятежными, невозмутимыми лицами. Здесь же оно похоже на портрет молодой девушки.

Судья Ди казался довольным.

— Именно это я и имел в виду! — воскликнул он. — Когда вчера я рассматривал картины У, меня поразило, что на всех них изображение Гуаньинь имеет одни и те же, очень человеческие черты лица. Я пришел к выводу, что У сильно влюблен в какую-то девушку, образ которой постоянно присутствует в его сознании. Поэтому когда он рисует женское божество, то придает ему черты этой девушки, вероятно, сам того не подозревая. Поскольку У, несомненно, большой художник, эта картина должна являться точным портретом его таинственной возлюбленной. На нем запечатлена конкретная личность. Я убежден, что именно из-за этой девушки У не покидает Ланьфана. Возможно, благодаря ей мы поймем, причастен ли У к убийству генерала Дина!

— Отыскать эту девушку, должно быть, не слишком сложно, — заметил советник Хун. — Нужно порасспрашивать людей вблизи буддийского храма.

— Неплохая мысль! — согласился судья Ди. — Давайте все трое постараемся запечатлеть ее портрет в нашей памяти.

Ма Жун со стоном поднялся и тоже посмотрел на картину. Он прижал пальцы к вискам и закрыл глаза.

— Ну что ты будешь делать с этим пьяницей! — с досадой воскликнул Дао Гань.

Ма Жун открыл глаза.

— Я уверен, что где-то видел эту девушку. Ее лицо кажется мне очень знакомым. Но я никак не могу вспомнить, где и при каких обстоятельствах.

Судья снова свернул свиток.

— Может быть, когда придешь в себя, вспомнишь, — сказал он. — А что ты принес, Дао Гань?

Дао Гань бережно развернул пакет. В нем была деревянная доска с прилепленным на нее маленьким квадратным кусочком бумаги.

Он положил ее перед судьей со словами:

— Будьте осторожны, ваша честь! Эта тонкая бумага еще не просохла и легко может порваться. Когда сегодня рано утром я снимал подкладку с картины губернатора, то обнаружил этот листок, подклеенный за парчовой окантовкой. Это завещание губернатора Ю!

Судья склонился над листком бумаги.

Он помрачнел, откинулся на спинку кресла и принялся сердито поглаживать бакенбарды.

Дао Гань пожал плечами.

— Да, ваша честь, — сказал он, — внешность часто бывает обманчивой. Госпожа Ю пыталась нас одурачить.

Судья пододвинул доску к Дао Ганю.

— Прочти это вслух! — приказал он.

Дао Гань прочитал:

Я, Ю Шоуцзянь, предчувствуя приближение конца, объявляю ниже мою последнюю волю.

Поскольку моя вторая жена Мэй виновна в прелюбодеянии и рожденный ею сын не от плоти и крови моей, все мое имущество должно перейти к старшему сыну Ю Ги, который продолжит традиции нашего древнего рода.

Подписано и скреплено печатью:

Помолчав, Дао Гань добавил:

— Разумеется, я сличил оттиск печати на этом документе с печатью губернатора на самой картине. Они совершенно идентичные.

Воцарилась глубокая тишина.

Потом судья Ди наклонился и ударил кулаком по столу.

— Все совершенно не так! — воскликнул он.

Дао Гань недоуменно посмотрел на советника Хуна. Тот едва заметно потряс головой. Ма Жун вытаращил глаза на судью.

Судья Ди со вздохом произнес:

— Я объясню вам, почему во всем этом есть изначальная неправда. Начну с того, что Ю Шоуцзянь был человеком мудрым и дальновидным. Он прекрасно понимал, что его старший сын Ю Ги имеет порочный характер и ужасно ревнует отца к своему сводному брату. До рождения Ю Шаня в течение многих лет он считал себя единственным наследником. Когда губернатор почувствовал приближение кончины, его последней мыслью было защитить молодую вдову и младенца от козней Ю Ги. Губернатор знал, что если он поделит имущество поровну между двумя сыновьями, не говоря уже о лишении Ю Ги права наследства, последний, несомненно, причинит своему сводному брату вред и, возможно, даже пойдет на убийство, чтобы получить его часть наследства. Поэтому губернатор притворился, что лишает права наследования Ю Шаня.