Шарлотта Брандиш - Леди из Фроингема [publisher - SelfPub]

– И что? Застали кого-нибудь из сорванцов?

Хигнетт отрицательно покачал головой и пожал плечами.

– Нет, сэр, там не обнаружилось ни одной живой души, – ответил он со значением.

Инспектор уловил изменение интонации дворецкого и взглянул на него, нахмурившись:

– Вы, Хигнетт, тоже собираетесь рассказывать мне бабкины сказки о призраке Айрин Шепли, которая явилась с того света, чтобы отомстить Понглтонам?

При упоминании призрака дворецкий вздрогнул. В памяти его ещё жило воспоминание о том, как выглядел Джордж Понглтон после встречи с тем неведомым, что затаилось в часовне.

– Нет, сэр, но я знаю, что я видел, – упрямо произнёс Хигнетт.

– И что же?

– Тогда я подумал, что это мальчишки светят фонариком себе под ноги, чтобы отыскать монетки. Но теперь… Это было светлое пятно, такое мерцающее. Очень похожее на свет фонарика, который прикрывают рукой. И оно двигалось. Вот только сейчас я понял, что оно находилось гораздо, гораздо выше, чем ребёнок мог бы держать фонарик.

– Ну, это-то как раз легко объясняется: Джордж Понглтон ведь должен был как-то добраться до часовни, раз ему пришла охота наведаться туда ночью, – сварливо оборвал рассуждения дворецкого Грумс и, решив, что с него хватит чепухи, приступил к расспросам о взаимоотношениях между обитателями поместья.

Хигнетт отвечал толково, без лишних, не относящихся к делу деталей. Во время допроса он никак не проявил свою лояльность к леди Элспет, но и досады или разочарования в связи с её последней волей не выказал. И о Седрике с Присциллой, и о Джордже с Викторией дворецкий отзывался в нейтральных выражениях, которые не позволяли обнаружить его настоящие чувства.

Единственными, о ком он говорил с видимой неприязнью, были близнецы Адамсон. В этом он был солидарен с Бернадеттой Понглтон, так как тоже считал, что им не место в Мэдлингтоне.

– Отчего же? – сразу заинтересовался инспектор. – От них много хлопот прислуге? Или они как-то подозрительно себя ведут?

– Они посторонние здесь, – ответ дворецкого прозвучал туманно. – И такие… внимательные.

Как ни пытался инспектор добиться, что тот имеет в виду, но Хигнетт так и не раскрыл, что кроется за его словами.

– Лезут не в своё дело? Дотошные? Придирчивые? – гадал Грумс, входя в азарт, но из дворецкого больше ничего не получилось вытянуть.

Когда за Хигнеттом закрылась дверь, инспектор решил сделать передышку. На этот момент он уже имел веские причины полагать, что в Мэдлингтоне произошло преступление, и, с высокой долей вероятности, не одно. Единственной его версией пока было отравление, но какое именно вещество использовал преступник, и каким образом жертва подвергалась пагубному воздействию яда, определить затруднялся.

Выхватив у Бимиша блокнот, Грумс бегло просматривал записи, когда раздался громкий стук, и вслед за этим в кабинет старого лорда, не дожидаясь приглашения, вошёл Оскар Финч.

Надо сказать, что о его особе инспектор был уже изрядно наслышан. Слухи, распространяемые фроингемскими сплетницами за чаем и в очереди за марками и писчей бумагой, с печальной периодичностью доходили и до него. Неосторожное поведение леди Элспет, проводившей много времени с этим сомнительным молодым человеком и её щедрые подарки ему вкупе с эксцентричными выходками (вроде посещения в его обществе скачек или игорного клуба для избранных) – всё это не могло упрочить репутацию Оскара Финча в глазах деревенских жителей.

Ветеринар был одет в тёмно-коричневый костюм, что должно было, по всей видимости, обозначать траур, но благодаря яркой внешности выглядел скорее франтовато. Инспектор бегло оценил и его дорогой шелковый галстук (из тех, что продаются по три фунта за пару), и тускло мерцающие золотые запонки, и начищенные до блеска остроносые туфли. Даже тому, кто не состоял на службе в полиции, было бы предельно ясно: скудный доход сельского ветеринара без собственной практики не мог покрывать столь нескромные запросы.

– Надеюсь, я не помешал вам, инспектор? – Оскар Финч широко улыбнулся, но в выражении его глаз чувствовалась напряжённость. – Четверть часа назад мне поступил звонок с фермы Уоткинса. У его лучшей джерсийки начались роды, и симптомы, как я могу судить, тревожные. Мне придётся уехать, и бог его знает, насколько это затянется. А вы, полагаю, хотите побеседовать с каждым именно сегодня, так сказать, по горячим следам, – и он снова улыбнулся, демонстрируя дружелюбие.