Найо Марш - Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры [сборник - 26, 27]

В темноте запах ладана и горячих свечей казался более ощутимым. Маленькие огненные язычки пламени неподвижно застыли перед святыми. Над главным алтарем светилась лампада рубинового цвета. Это было целиком заполненное изнутри пространство. Позитивное пространство.

Из ризницы вышел брат Доминик, и они проследовали в притвор с его задернутыми тканью киосками. Там горел свет и было душновато.

— Очень похоже, что я зря вас сюда вызвал, а вы, может, еще и не ели, — сказал отец Дэнис. — Могу сказать, что это было сделано с ведома моего настоятеля.

— Я полностью к вашим услугам, отец.

— Спасибо, сын мой. Подобные неприятности бывали у нас и прежде, понимаете, из-за раскопок и всего такого. Неприятности с крысами. Хотя брат Доминик здорово на них ополчился, и мы верили, что вывели их. И какими дураками показались бы мы, если б побеспокоили синьора Бергарми и его людей, которые заняты своей работой.

— Взглянем на то место, где, как вам кажется, что-то неладно.

— Взглянем? Скорее, понюхаем. Но идемте, идемте.

Аллейну, в третий раз предпринимавшему это путешествие вниз, показалось, что из-за тишины оно самое странное изо всех, что ему когда-либо доводилось предпринимать. Монах, послушник и он сам спускаются, образно выражаясь, вдоль вертикального сечения прошлого.

Когда они добрались до крытых галерей второго уровня, брат Доминик, который до сих пор не произнес ни слова, включил флуоресцентные лампы, и вновь Аполлон и Меркурий явили свою застывшую живость.

Вниз по винтовой железной лестнице спускались владельцы двух пар сандалий и пара кожаных туфель, сопровождаемые нарастающим шумом текущей воды. Нижний уровень и поворот направо. Здесь Кеннет Дорн расстался с Себастьяном Мейлером. Слева от них лежала маленькая прихожая перед митреумом. Впереди — свет загорелся — виднелись саркофаг и огражденный колодец.

Они подошли к ним.

Крышку на место не положили. Она стояла на боку, прислоненная к пустому каменному гробу, куда в спешке прятали Виолетту.

Отец Дэнис тронул Аллейна за руку.

— Здесь, — сказал он, и они остановились.

— Да, — согласился Аллейн.

Запах заявлял о себе: сладковатый, невыносимый, безошибочно узнаваемый.

Аллейн один прошел вперед, наклонился над верхней рейкой ограждения, где нашел кусочек ткани, и посмотрел в колодец, светя фонариком, который дали ему монахи.

Он выхватил стены, сужающиеся под резким углом перспективы, и неопределенную тьму на дне.

— Недавно, — сказал Аллейн, — когда я смотрел вниз, там что-то сверкнуло. Я решил, что это случайный отблеск света на движущемся потоке.

— Могло быть и так.

— А что там… внизу?

— Остатки каменной решетки. Такой же старой, — сказал отец Дэнис, — как само это место. То есть семнадцать столетий. Мы опустили фонарь и ничего важного не увидели, но там и слишком глубоко для этого.

— Решетка расположена над поверхностью потока?

— Да. В нескольких дюймах над нижним по течению краем колодца. И там только остатки. Можно сказать, фрагмент.

— Могло что-то приплыть с потоком и застрять там?

— В истории этого места такие случаи неизвестны. Вода чистая. Время от времени мы опускаем туда маленькую жестянку и берем образец воды для исследования. Никогда не было и намека на ее загрязнение.

— Туда можно спуститься?

— Ну, как…

— По-моему, я вижу опоры для ног и… да…

Заговорил брат Доминик.

— Можно, — сказал он.

— Там есть железные крюки?

— Есть.

— Они наверняка проржавели насквозь, — предостерег отец Дэнис, — и при малейшем прикосновении выпадают, как старые зубы.

— У вас есть веревка, отец?

— Конечно, мы держим их тут для раскопок. Вы же не хотите…

— Я спущусь вниз, если вы мне поможете.

— Доминик, принеси-ка веревку.

— И головной фонарь и комбинезон, — перечислил брат Доминик, глядя на безупречный костюм Аллейна. — Все это у нас есть. Я принесу, отец.

— Хорошо.

— Здесь вредно стоять, — сказал отец Дэнис, когда брат Доминик ушел. — Давайте пока отойдем.

Они вошли в митреум. Отец Дэнис включил свет, который использовали в часы посещения туристами. Алтарь засиял. В дальнем конце помещения, подсвеченный сзади, таращился в никуда пустыми глазами божок. Мужчины сели на одну из каменных скамей, на которых во втором веке сидели, изнуренные испытаниями, те, кто проходил обряд посвящения, и на их бледных лицах играли отсветы горевшего на алтаре огня.

Аллейну захотелось узнать у отца Дэниса, что тот думает о культе Митры, но когда повернулся к нему, то увидел, что монах ушел в себя. Он сидел, сложив руки и шевеля губами.