Марджери Аллингем - Черные перья. Работа для гробовщика [сборник]

Ну что старый болван тебе пока все сошло с рук потому что остальные д-ра трусы но и ты не получил много за своих покойников верно а я сейчас расскажу тебе почему и буду выражаться прямо чего ты болван сам делать никогда не умел.

Братец который тоже болван но сообразительный и злой повел себя как умный каким себя считает и Он то получил все что она оставила болвану из болванов по кличке Капитан дураку и к тому же бедному я слежу за тобой кто виноват во всех бедах и Несчастьях видит бог аминь стекло расскажет обо всем не забывай что такие как ты все болваны заставляющие других страдать притворяясь всегда что несут людям доброту и благо полиция еще хуже всегда готова ухватить деньжат и всех облапошить. Они будут гореть в адском пламени еще на земле как я надеюсь и вы тоже. Но ты хуже их всех болван болван болван болван болван.

– Милая женщина, не правда ли? – Чарли Льюк смотрел через его плечо. – Хотя может писать гораздо лучше. Не так много повторов, когда она в хорошей форме. Заметили что-нибудь любопытное?

Кэмпион разложил письмо на прикроватном столике и стал размечать написанное легкими прикосновениями карандаша. Закончив с этим, он подчеркнул отдельные слова, так что получилось достаточно простое сообщение.

Братец повел себя как умный. И он получил все, что она оставила Капитану, дураку и к тому же бедному.

– Весьма занятно, если только правда, – пробормотал он.

– Почему же? – Льюк задумчиво склонил голову набок.

– Потому что мисс Рут втайне от всех оставила в наследство Капитану, которого терпеть не могла, восемь тысяч когда-то котировавшихся на бирже акций. – Кэмпион широко улыбнулся. – А теперь садитесь, – пригласил он, – и слушайте, как я стану нарушать обещание сохранять конфиденциальность доверенной мне информации.

Но прежде чем снова заговорить, он еще раз прошелся карандашом по краткому посланию и подчеркнул пять других слов в омерзительном тексте.

Большая комната сразу по левую сторону от главного входа в пансион «Портминстер» была спроектирована в те дни, когда люди много думали о еде, уделяли ей достаточно времени, а главное – обширные пространства.

Отец Лоренса Палиноуда, чей несколько небрежно выполненный портрет висел над камином, развлекал в этом банкетном зале самых умных и образованных мужей викторианской Европы, а теперь его сын работал в одном углу, а спал – в другом. Походная складная кровать стояла зажатой между двумя изящными георгианскими пьедесталами красного дерева, увенчанными бронзовыми вазами, и было очевидно, что хозяин держит одежду аккуратно сложенной в серванте, ставшем теперь чрезмерно огромным для любых других домашних предназначений.

Удивительно, но комната при этом производила впечатление комфортабельной и даже уютной. Накрытое гобеленом кресло у очага было слегка продавленным, однако опрятным и тщательно протертым щеткой. Солидных размеров стол со скругленными углами, протянувшийся по всей длине ковра, поделили на три секции. Первая служила непосредственно рабочим столом, вторую занимали папки и прочие бумаги, а третью превратили в удобную стойку бара, за которым Лоренс вкушал свои сандвичи. Остальное место было выделено под книги, причем среди них вы бы не нашли ни одной потрепанной или покрытой пылью. Они занимали полки по стенам, лежали на крышках бюро, кипами возвышались на стульях или просто по углам.

В итоге это стало одной из самых опрятных гостиных и одновременно спален, какие только видел Чарли Льюк за свою долгую карьеру. Он обдумывал этот странный факт, пока стоял рядом с Кэмпионом и осматривался.

Они вошли без приглашения и занимались тем, что Льюк именовал «разведкой на местности», дожидаясь появления хозяина. На одном из краев стола на специальной подставке стоял поднос из столовой, и на нем тоже лежали книги, которые хозяин комнаты читал непосредственно в тот день, – с закладками в нужных местах, они тоже были организованы ровным и тесным рядом, чтобы названия на корешках читались отчетливо.

Кэмпион склонился над ними. Первым же томом, попавшимся ему на глаза, оказалось издание учебника «Судебно-медицинская экспертиза» Сидни Смита, вторым – «Токсикология» Баканана. По мере того как он просматривал выстроенные в ряд фолианты, выражение его лица становилось все более непроницаемым. Он ожидаемо увидел здесь труды по анатомии Гросса и фармакологию «Materia Medica», «Судебно-медицинскую химию» Лукаса и очень старое издание медицинского словаря Куэйна. Он принялся выискивать других старых знакомых и с интересом обнаружил Глейстера, Кейта Симпсона и увлекательнейшего Г.Т.Ф. Родса, а также обширную коллекцию приложений и периодики, включая Штрекера и Эбо, «Аномалии при душевных расстройствах и их связь с преступностью» и несколько номеров «Английского вестника криминалистики».