Мэри Уэстмакотт - Бремя любви

Лаура знала, что это большая честь – быть приглашенной к мистеру Болдоку на чай, и соответственно подготовилась. Пришла тщательно одетая, умытая и причесанная, но с некоторым страхом в душе, потому что мистер Болдок всегда вызывал тревожные чувства.

Экономка мистера Болдока провела Лауру в библиотеку. Он поднял голову и уставился на нее:

– Привет. Что ты здесь делаешь?

– Вы пригласили меня на чай, – сказала Лаура.

Мистер Болдок задумчиво на нее поглядел. Лаура смотрела на него серьезно, почтительно, умело скрывая внутреннюю неуверенность.

– Да, пригласил, – пробормотал мистер Болдок, потирая нос. – Гм… Верно, пригласил. Не знаю только зачем. Ну тогда присаживайся.

– А где? – спросила Лаура.

Вопрос был по существу. Библиотека до потолка была уставлена полками, забитыми книгами. Но многим места на полках не нашлось, и они кучами лежали на полу, столах и креслах.

– Придется нам что-то придумать, – недовольно сказал мистер Болдок.

Он подошел к одному из кресел, менее других заваленному книгами, и, покряхтывая и пыхтя, переложил две охапки на пол.

– Ну вот тебе и место, – отряхивая с рук пыль, сказал он и громко чихнул.

– Разве здесь никогда не убирают пыль? – степенно усевшись, спросила Лаура.

– Ну если только им жизнь не дорога. Приходится вести постоянную борьбу. Женщины так и норовят ввалиться сюда с огромной желтой метелкой и банками какой-то жирной дряни, воняющей скипидаром, а то и чем-то похуже. Собирают все мои книги в стопки по размеру, не заботясь о содержании. Потом запускают какуюто зловещую машину, которая гудит и хрипит, и, довольные, уходят, оставив все в таком состоянии, что потом месяц не найдешь нужной книги. Ох уж эти женщины! О чем только Господь думал, создавая женщину! Наверное, решил, что Адам слишком зазнался, много о себе возомнил – ну как же, хозяин Вселенной, дает имена животным и все такое прочее. Вот Господь и подумал, что пора сбить с него спесь. Наверное, Он был прав. Но создавать женщину – это уж слишком! И чем же все это кончилось для бедняги Адама? Погряз в первородном грехе!

– Мне очень жаль, – извиняющимся голосом сказала Лаура.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Жаль, что вы так относитесь к женщинам. Я ведь тоже женщина.

– Нет еще, слава богу. До этого еще далеко. Конечно, это неизбежно, но не стоит раньше времени думать о таких неприятных вещах. Между прочим, на самом-то деле я не забыл, что ты придешь ко мне сегодня на чай. Все время помнил. Просто по некоторым соображениям притворился, что забыл.

– По каким соображениям?

– Ну… – Мистер Болдок снова потер нос. – Во-первых, мне хотелось услышать, что ты на это скажешь. – Он одобрительно покивал. – Ты выдержала испытание очень хорошо. По-настоящему хорошо.

Лаура смотрела на него, ничего не понимая.

– Но у меня была и другая цель. Если мы с тобой собираемся стать друзьями, а дело, похоже, идет к этому, то тебе придется принимать меня таким, какой я есть – грубый, нелюбезный старый скряга. Понимаешь? От меня бесполезно ждать красивых слов: «Деточка, как я рад тебя видеть! С нетерпением ждал твоего прихода».

Мистер Болдок произнес эти фразы высоким фальцетом с нескрываемым презрением. По серьезному лицу Лауры пробежала улыбка.

– Это было бы смешно, – сказала она.

– Конечно. Очень смешно.

Лаура вновь посерьезнела. Пристально посмотрела на мистера Болдока и спросила:

– Вы думаете, мы станем друзьями?

– Если мы оба этого захотим. А тебе такая идея нравится?

Лаура задумалась.

– Мне это кажется немного странным, – с сомнением сказала она. – Друзьями обычно бывают дети, которые приходят к тебе поиграть.

– Не жди, что я буду водить с тобой хороводы. Как это?.. «Как у наших у ворот завели мы хоровод…»

– Но это же только для маленьких, – с упреком сказала Лаура.

– Наша дружба будет строиться на интеллектуальной основе, – пояснил мистер Болдок.

– Я не совсем понимаю, что это значит, но мне нравится, как звучит, – одобрительно заметила Лаура.

– Это значит, что во время наших встреч мы будем говорить на темы, которые интересны нам обоим.

– На какие темы?

– Ну, например, о еде. Я люблю поесть, и ты, наверное, тоже. Но поскольку мне шестьдесят, а тебе… Сколько? Десять? Значит, наши представления о еде будут разными, а это уже интересно. Поговорим и о других вещах – про краски, цветы, животных, об английской истории.

– Например, про жен Генриха Восьмого, да?

– Совершенно верно. Стоит упомянуть Генриха Восьмого, как восемь человек из десяти тут же зададут тебе вопрос о его женах. Это оскорбительно для человека, которого называли самым красивым принцем в христианском мире. Он был выдающимся по своей ловкости политиком, и помнить его только по его матримониальным попыткам получить наследника по мужской линии крайне несправедливо. Его жены с точки зрения истории не имеют ровным счетом никакого значения.