Фрэнсис Дункан - Такое запутанное дело. Когда конец близок

– Вы безупречно передали настроение, – восхищенно проговорил Мордекай Тремейн.

Картхэллоу заметно смягчился и потеплел, хотя принял похвалу с напускной скромностью. Мордекай Тремейн решил, что настал подходящий момент. Если существовала какая-то тайна, то сейчас, застигнутый врасплох, художник неизбежно выдаст ее.

– Кстати, – промолвил он небрежным тоном, – вчера видел вашего знакомого.

– Да?

– На представлении в «Павильоне», – пояснил Тремейн. – Впервые там оказался и сразу его узнал. Тот самый человек, с которым вы разговаривали в Ист-Энде, неподалеку от Тауэра, когда я случайно наткнулся на вас.

Рука Адриана Картхэллоу, аккуратно наносившая тон на уголок неба, не замерла и даже не дрогнула.

– Что за человек? – беззаботно уточнил он.

– Сомнительного вида торговец. Во всяком случае, тогда он выглядел именно так. Со странной приплюснутой головой.

Картхэллоу нахмурился, пристально посмотрел на картину, добавил завершающий штрих и отстранился, чтобы оценить работу.

– Да, – произнес он, поняв, о ком идет речь. – Этот. Говорите, видели в театре? Вряд ли. Наверное, ошиблись.

– Нет, – не сдавался Мордекай Тремейн. – Уверен, что не ошибся. Тот самый человек. В программке написано, что его зовут Мортон Уэстфилд.

– Правда? – Картхэллоу бережно снял картину с этюдника и начал сосредоточенно складывать кисти и краски. – Не знаю его имени. Надеялся, что парень будет мне позировать, но в итоге ничего не получилось. Не договорились. Вы не могли его здесь увидеть. Тот человек – типичный житель Ист-Энда, ему нечего делать на сцене в Фалпорте. Скорее всего просто внешнее сходство. На свете много двойников.

Художник выглядел равнодушным, будто разговор его не касался и не интересовал. Закрыл этюдник, повесил его на плечо и зашагал к машине. Что ж, пусть будет так, сказал себе Мордекай Тремейн.

Удивительно, насколько быстро он освоился в небольшом обществе, окружавшем чету Картхэллоу, и с какой легкостью это общество его приняло. Теперь он знал все жизненные истории и понимал отношения между людьми. Единственным невыясненным объектом оставался Элтон Стил. Солидный темноволосый джентльмен с неторопливыми манерами и редкой способностью держаться в тени, в то же время заставляя окружающих считаться со своим присутствием, по-прежнему казался загадочным. Элтон Стил всегда производил раздражающее впечатление человека, который знает гораздо больше, чем считает нужным сказать. Мужественное лицо неизменно сохраняло выражение, напоминавшее о возможности в любой момент взять инициативу в свои руки. Его непонятный характер тревожил Мордекая Тремейна. Он не любил сильных молчаливых мужчин, ставивших себя выше остальных. Предпочитал обыкновенных смертных, склонных говорить то, что думают.

– Вы несправедливы к Элтону, – заметила Хильда Ивленд, когда Тремейн поделился с ней своими сомнениями. – Он вовсе не такой. Надежный, преданный человек. Наверное, вам так показалось, потому что…

– Почему?

– Так, ничего особенного.

Они шли по дороге, ведущей через поля из Фалпорта в Пенкран; всего-то две или три мили, не более. Хильда Ивленд описала Пенкран как укрывшуюся за дюнами красивую маленькую деревню, и заявила, что Мордекай Тремейн просто обязан увидеть недавно отреставрированную церковь двенадцатого века.

– Почему бы вам не стать моим гидом? – предложил он, и его идея встретила одобрение.

Впереди маячили разбросанные крыши домов, а слева на холме морским ветрам назло возвышалась серая каменная колокольня. Они поднялись по узкой тропинке, вошли в сумрачную прохладу, восхитились древней купелью и искусно украшенным клиросом, а потом спустились в деревню и прогулялись по улице, где располагалось много уютных кафе. Было еще рано, Хильда Ивленд предложила пройтись по дюнам и на автобусе вернуться в Фалпорт.

Морской бриз приятно освежал и в то же время, что случалось довольно редко, не испытывал терпение летевшим в глаза песком. Мордекай Тремейн с удовольствием шагал по неровной извилистой тропе, вслушиваясь в музыку атлантического прибоя. Погруженный в новые впечатления, он вдруг заметил укрывшуюся между дюн пару и едва не споткнулся от неожиданности. Не приходилось сомневаться в интимности сцены. Двое лежали, слившись в страстных объятиях и явно не ожидая беспокойства в столь уединенном месте. Мордекай Тремейн смутился, невнятно извинился и поспешил дальше.

Через две минуты, отойдя на почтительное расстояние, Хильда Ивленд произнесла: