Фрэнсис Дункан - Такое запутанное дело. Когда конец близок

Он ожидал увидеть второсортное представление с участием некогда симпатичной певицы, чьи голос и фигура неисправимо пострадали в безжалостной борьбе со временем, и вульгарного комика, повторяющего избитые шутки со страниц старых низкопробных журналов. Вместо этого искрометное шоу приятно удивило разумным подбором материала и профессиональным исполнением. Хор вступал вовремя, а большинство номеров могли бы претендовать на более престижные залы. Забыв о Хелен Картхэллоу и любовном треугольнике, не без основания названном вечным, Мордекай Тремейн с удовольствием погрузился в новые впечатления примерно на сорок пять минут.

Среди мужской половины труппы Тремейн углядел невысокого человека в смокинге, делавшем его квадратным. Он участвовал в первом номере программы, и уже тогда у Тремейна возникло тревожное ощущение дежавю: фигура казалась знакомой. Затем артист исчез со сцены, а мимолетное воспоминание утонуло в восторге, порожденном исключительно элегантным представлением песни «Мой герой» из мюзикла «Шоколадный солдат» – тем более трогательным, что исполняла ее молодая и привлекательная певица.

Однако через тридцать пять минут после открывших концерт вступительных тактов пианиста квадратный актер вновь предстал перед публикой. Уверенно подошел к рампе и продемонстрировал несколько пародий на знаменитых киноактеров и дикторов. Зал наградил его мастерское выступление долгой овацией. Мордекай Тремейн аплодировал немного рассеянно и озабоченно. Он узнал пародиста и не сомневался, что на сцене стоит тот самый потрепанный человек, который разговаривал с Адрианом Картхэллоу в темном переулке Ист-Энда. Необычная форма головы исключала ошибку.

Как только в зале вспыхнул свет, Тремейн прочитал программку. Отыскать нужного участника представления не составило труда, поскольку каждое из выступлений имело порядковый номер. Мортон Уэстфилд. На отдельной странице, предназначенной для фотографий членов труппы, среди прочих улыбалось и его лицо, подтверждая сходство.

Мордекай Тремейн счел совпадение чрезвычайно любопытным.

Если это, конечно, было совпадением.

Держа кисть в вытянутой руке, Адриан Картхэллоу передавал на холсте величественную ярость прибоя, атакующего мыс Трекарн. Сидя на камне неподалеку, Мордекай Тремейн наблюдал за быстрыми уверенными движениями от первых штрихов до заключительных цветовых аккордов, вдохнувших в картину жизнь.

Направляясь в «Парадиз» и встретив возле моста художника с этюдником на плече, он подумал, что план провести пару часов в интимной атмосфере, а возможно, даже услышать несколько интересных признаний, потерпел фиаско. Удивительно, однако, что Картхэллоу пригласил его составить компанию.

– Разумеется, если вам не будет скучно.

– Нет! – горячо воскликнул Мордекай Тремейн, будто услышал какую-то ересь. – Но вы уверены, что своим присутствием я не стану отвлекать вас от работы?

– Напротив, буду рад собеседнику. Только в одном случае я возражаю против свидетелей: когда пишу портрет. В это время я действительно становлюсь дикарем.

Картхэллоу вывел машину из построенного неподалеку от моста каменного гаража и взял курс на мыс Трекарн. Установил этюдник на плоском участке, где скалы расступились, образовав небольшую укромную площадку и открыв великолепное нагромождение камней у кромки воды. Мордекай Тремейн наблюдал, как быстрые движения кисти без видимого напряжения переносят пейзаж на холст.

– Что за чудо – краски! – заметил он, когда небо прочертила широкая желтая лента охры.

Картхэллоу усмехнулся:

– Полагаете, все решает цвет, которого не было на земле или на море? – Вслед за желтой полосой на горизонте вспыхнули красные отсветы. – Знаю, что изображаю вовсе не то небо, какое видите вы, однако не хочу превращать картину в фотографию. С этой задачей лучше справится камера. Мне же важно уловить атмосферу, передать чувство и непосредственное впечатление.

Мордекай Тремейн встал с камня и из-за плеча мастера взглянул на картину. Кисть перенесла с палитры на холст серую, синюю, красную, черную краски, превратив их в камни и скалы, а вокруг бурлило море, еще недавно скрытое в тюбиках ультрамарина и изумруда. Перевоплощение отзывалось в душе благоговейным трепетом: на полотне возник совсем не тот мыс Трекарн, который существовал в природе, и все-таки каждый, кто хотя бы раз видел пейзаж собственными глазами, не мог усомниться в подлинности изображения.