Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 21. Беспечный Амур

— Я рассказала, что находится в моем чемодане. Он спросил, не буду ли я против, если он проверит.

— Что вы еще помните из разговора?

— Сначала он спросил меня, мой ли это чемодан. Я ответила. Далее он спросил, могу ли я подтвердить это содержимым чемодана. Я описала вещи, находившиеся в нем. И в конце он спросил, может ли он это проверить.

Мейсон нахмурился, затем сказал:

— Ваш багаж, состоявший из двух мест, весил более сорока фунтов.

— Да, оба чемодана весили сорок шесть фунтов. За шесть фунтов я платила дополнительно.

— Понятно, — сказал задумчиво Мейсон. — Вам придется научиться контролировать себя, и, хотя ситуация не из лучших, возможно, что-нибудь придумаем.

— Я не могу понять, — заметила она, — откуда появилось это зелье и как его смогли подложить в мой чемодан. Багаж с опозданием привезли с самолета, но трудно представить, что на пути в багажное отделение аэропорта с чемоданом можно что-то. сделать.

— Это можно сделать не только здесь, в аэропорту. Очевидно, кто-то открывал чемодан после сдачи его вами в багаж, до догрузки в самолет. И мы не знаем, погрузили ли чемодан в багажный отсек самолета. Может, кто-то открывал его именно в самолете.

Когда багаж выгрузили из самолета, произошла задержка. Это означает, что чемодан был выгружен на землю, где он и находился до того, как его забрал следующий грузовик-разгрузчик. Судя по конструкции самолета, багаж разгружается со стороны, обратной входным дверям. Пока чемодан находился на земле, совсем нетрудно открыть его и вложить эти пакеты с наркотиками.

— Но зачем? — спросила она.

— Вот в этом и загадка, — пояснил Мейсон. — Очевидно, кто-то занимается поставками наркотиков. Этот человек знал, что о нем сообщили в полицию и его багаж будут досматривать. Поэтому он положил контрабанду в ваш чемодан, а его сообщник дал знатЪ полиции о его содержимом. Очевидно, он достаточно точно описал вас, поскольку ожидавший в багажном отделении аэропорта офицер опознал вас, когда вы еще спускались по трапу самолета.

Подумав немного, Мейсон добавил:

— Как был помечен ваш чемодан? На прикрепленной к нему бирке была написана фамилия полностью или только инициалы?

— Ну вы же знаете эту кожаную бирку, которая прикрепляется к кольцу ручки чемодана. На бумаге, вставляемой в бирку, были напечатаны мои фамилия и имя, а также адрес: 422 «Ойрека Арме Апартментс».

— Хорошо, — сказал Мейсон. — Вас освободят под залог. Я постараюсь побыстрее добиться предварительного слушания дела. По крайней мере, мы заставим полицию открыть свои карты. Думаю, что произошла какая-то ошибка и мы без труда сможем разрешить ее. Но вам придется перенести несколько неприятных минут. *

— Скажите мне, — спросила она. — В аэропорту был фотограф. В газетах появятся мои фотографии?

— Фотограф? — переспросил Мейсон.

Она кивнула.

Мейсон угрюмо заметил:

— Дело приобретает более зловещий характер. Я этого не предполагал. Это не просто ошибка. Да, фотографии в газетах, очевидно, появятся.

— С моей фамилией, адресом и прочими подробностями?

— Да, со всем. Возможно, будет фотография с выражением растерянности на вашем лице и над ней крупная надпись:

«Бывшая секретарша обвиняется в торговле наркотиками».

— Но как газета могла послать туда своего фотографа?

— В этом все дело, — ответил Мейсон. — Некоторые офицеры полиции обожают рекламу. Они сообщили репортеру дружественной газеты, что собираются арестовывать молодую фотогеничную женщину.

Газета публикует сообщение с фамилией офицера. Приготовьтесь прочесть, что обнаруженные в вашем чемодане наркотики по существующим ценам стоят несколько тысяч долларов.

На ее лице появилось выражение испуга.

— Что будет после того, как меня освободят?

— Возможно, ничего. А возможно, несколько строк на последних страницах газеты.

— Меня освободят, не так ли? — с надеждой спросила она.

— Я адвокат, а не предсказатель, — ответил Мейсон. — Сделаем все возможное, и этим вам придется пока удовлетвориться.

Мейсон проводил Виргинию Бакстер к месту, которое было отгорожено от остальной части зала судебных заседателей.

— Пожалуйста, не нервничайте, — сказал он успокаивающе.

— Это все равно что говорить иззябшему человеку не дрожать, — ответила Виргиния. — Я не могу не нервничать. Внутри, а очевидно, и снаружи я трясусь как осиновый лист. Внутри у меня будто бьют крылышками тысячи бабочек.