Роберт Гулик - Золото Будды

Когда старшина принес чай, судья неторопливо сделал несколько глотков.

— Должен признаться, Хун, что теперь я начал понимать твою страсть к театру. Нам следует чаще посещать представления. Сначала все кажется совершенно запутанным, а затем вдруг происходящее обретает кристальную ясность. Как бы хотелось того же в нашем деле об убийстве!

Судья задумчиво покрутил ус.

— То, что они собирались показывать, когда мы уходили, я уже видел, — говорил старшина Хун, бережно извлекая из кожаного футляра церемониальную шапку судьи Ди. — Там все дело в…

Судья Ди будто и не слушал. Он вдруг стукнул кулаком по столу.

— Хун! — воскликнул он. — Мне кажется, я понял! Святые Небеса, если все именно так, я должен был понять это гораздо раньше!

Он еще ненадолго задумался и сказал:

— Принеси мне карту округа!

Старшина поспешно развернул на столе большую красочную карту. Судья Ди внимательно изучил ее и кивнул.

Он вскочил и принялся мерить шагами кабинет, сосредоточенно хмуря брови и заложив руки за спину.

Старшина Хун не сводил с него напряженного взгляда. Но судья еще не один десяток раз пересек кабинет, прежде чем наконец остановился и сказал:

— Вот оно! Все сходится! Теперь мы должны взяться за дело, Хун. У нас масса работы и очень мало времени!

Радужный мост за восточными воротами был освещен рядом больших фонарей, разноцветные огни отражались в темной воде протоки. По обе стороны дороги, ведущей к храму Белого облака, тянулись гирлянды весело раскрашенных фонариков, висящих на длинных шестах, а сам храм сиял огнями факелов и масляных ламп.

Когда судью Ди переносили через мост, людей на нем почти не было. Назначенный для церемонии час наступил, и жители Пэнлая уже собрались в стенах храма. Судью сопровождали только трое его помощников и два стражника. Старшина Хун сидел напротив судьи в паланкине, Ма Жун и Цзяо Тай ехали следом верхом, а два стражника, возглавлявшие шествие, несли на высоких шестах фонари с начертанными на них иероглифами «Суд Пэнлая».

По широким мраморным ступеням паланкин подняли к воротам. Судья услышал звон кимвалов и гонгов, сопровождающий монотонное пение монахов, хором исполнявших буддийские гимны. Из ворот тянуло одуряющим ароматом индийских благовоний.

Главный двор храма был переполнен народом. Над толпой, на высокой террасе перед главным зданием, скрестив ноги на покрытом красным лаком троне, восседал настоятель. Он был в подобающих его высокому сану фиолетовых одеяниях и шитой золотом парчовой накидке. Слева от него на низких стульях сидели судовладелец Ку Менпин, старшина Корейского квартала и два цеховых мастера. Высокое кресло справа от настоятеля, самое почетное место, оставалось свободным. Рядом с ним сидел присланный комендантом крепости войсковой командир в сверкающих доспехах и с длинным мечом. Далее расположился ученый господин Цзао и еще два цеховых мастера.

Перед террасой был воздвигнут помост, на котором возвышался круглый алтарь, богато разукрашенный шелком и живыми цветами. Там же, под пурпурным балдахином, натянутым на четыре золоченые колонны, находилась кедровая копия статуи Грядущего Будды.

Вокруг алтаря сидело не меньше пятидесяти монахов. Те, что слева, играли на всяческих музыкальных инструментах, те, что справа, образовали хор. Помост окружал караул вооруженных копьеносцев в сверкающих доспехах. Вокруг толпился народ; те, кому не досталось места, кое-как устроились на высоких цоколях колонн, стоявших вдоль храмовых построек.

Паланкин судьи Ди опустили у входа во двор. Приветствовать наместника вышли четверо пожилых монахов в желтых шелковых одеяниях. Пока судью вели к террасе по узкому проходу, огороженному канатами, он заметил в толпе множество китайских и корейских моряков, пришедших поклониться своему святому покровителю.

Судья поднялся на террасу, отвесил легкий поклон в сторону настоятеля и извинился за то, что неотложные служебные дела заставили его задержаться. Тот благосклонно кивнул, взял кропильницу и обрызгал судью святой водой. После этого судья занял почетное кресло, а за ним встали три его помощника. Командир из крепости, Ку Менпин и прочие знатные горожане поднялись и низко поклонились судье. Когда они вновь заняли свои места, настоятель подал знак музыкантам. Хор монахов затянул очередной торжественный гимн.