Билл Пронзини - Честнее смерти

Войдя в магазин «Тэй-Ликерс», что на Уитни-стрит, я долго стряхивал с себя воду. Внутри на полочке у самой двери стоял электрообогреватель, я и позволил себе несколько мгновений бесплатно попользоваться его теплом.

За прилавком молодой человек в белой рубашке с бабочкой вскочил с табурета.

— Что-то сыровато сегодня на дворе, а? — сказал он.

Я обратился к нему:

— Не можете ли помочь мне в одном дельце?

— В чем трагедия? — спросил он. — Валяйте, излагайте!

Я протянул ему через прилавок фотографию:

— Случалось вам видеть это лицо?

Он взглянул на меня уже посерьезнее.

— Из полиции? — осведомился он. Впрочем, тон его был по-прежнему вполне дружелюбный.

— Вроде того, — сказал я и показал ему свое удостоверение. Он пожал плечами и бросил взгляд на фото. Брови его сдвинулись в титанической мыслительной работе.

— Э! — сказал он. — Да, я видел этого парня…

Я весь почти дрожал от холода. Ей-ей, на улице было теплее, чем здесь, в магазине. Я пробродил и проездил по улицам Глен-Парка не меньше двух с половиной часов, посетив восемь винных магазинов, два ночных гастронома и шесть баров. И кажется, не принес оттуда ничего, кроме простуды.

Продавец изучал фотографию.

— Жутко похож на того, что заходил сюда вчера вечером, — сказал он. — По всему видать, стреляный воробей.

— В какое время, помните?

— Примерно в полдвенадцатого.

Через пятнадцать минут Колли предстояло валяться с пулей в печени в трех с половиной кварталах отсюда.

— Он что-нибудь купил у вас? — спросил я.

— Сейчас вспомню, — сказал парень. — Он взял пинту виски. По умеренной цене, но и не самого дешевого.

— «Кесслерс»?

— Да, оно самое! «Кесслерс».

— Что ж, спасибо. Вы мне очень помогли, — сказал я продавцу. — Как вас зовут?

— Э, нет, погодите-ка, — запротестовал он. — Мне что-то не больно охота впутываться…

— Не беспокойтесь, — сказал я. — Никуда вы не впутываетесь, можете мне поверить. Вы просто сделали доброе дело. К тому же это вам ровно ничего не стоило, а такая удача редко кому выпадает.

Слегка еще сомневаясь, следует ли это делать, он дал мне свое имя и адрес. Пришлось потратить на него еще минут пять, уговаривая его ничего не брать в голову.

Зато теперь я располагал чем-то большим, чем обыкновенная догадка…

Эберхардт сказал:

— За такое, вообще говоря, не грех и врезать по шее пару раз…

Он только что выполз из спальни, заспанный и всклокоченный, еле волоча ноги, в купальном халате, накинутом поверх ночной пижамы. Из-за его спины выглядывала жена.

Я поднял руки вверх.

— Простите ради Бога, Эб, — сказал я. — Такой свиньи, как я, в самом деле свет не видывал. Когда-нибудь в другой раз я готов понести наказание. Но сегодня это не может ждать.

Он пробормотал еще что-то, чего я не расслышал, но хорошо расслышала его жена. Она неодобрительно хлопнула его ладонью по руке, затем повернулась и привычно исчезла.

Эберхардт плюхнулся на кушетку, пригладил волосы пальцами и уставился на меня, постепенно просыпаясь на глазах:

— Ну! Я надеюсь, Сент-Квентин не рухнул?

— Из-за такой безделицы я не осмелился бы нарушать вам сон. Видите ли, Колли Бэбкок…

— Послушайте! — завопил он. — Уж если вам что втемяшится в голову, то, видно, никакой кувалдой не вышибешь!..

— Неправда, — сказал я. — Случалось, что вышибали, и вы это отлично знаете. Но в этот раз, кажется, Бог миловал…

И я рассказал ему все, что услышал в «Тэй-Ликерс».

Он задумался.

— Ой, боюсь, не много это нам даст, — выдавил он в конце концов. — Ну и что, подумаешь! Купил бутылку там, а не здесь…

— Эб, — сказал я с укоризной, — поскорее просыпайтесь. Вы, похоже, сова, а не жаворонок. В таком случае давайте считать, что сейчас скорее еще вечер, чем уже утро, иначе нам с вами нипочем не договориться. Значит, так: человек, решившийся ограбить винный магазин, за пятнадцать минут до того заходит в другой такой же магазин и мирно прикупает бутылочку…

— Возможность для кражи могла подвернуться внезапно.

— Исключено. Это не в манере Колли, когда он был вором. Он работал серьезно, всегда готовился задолго, обдумывал все до мелочей.

— Он постарел с тех пор, — упорствовал Эберхардт. — С годами все люди меняются, и воры тоже…

Что ж, он вправе был так говорить. Что я мог с ним поделать? Но меня поддерживало одно: он не знал Колли, а я знал. И я решил не сдаваться.

— Да, Эб, есть еще одна зацепка. И серьезная.

— Ну?

— Речь идет о старых грехах Колли. Я читал те дела. Они все однотипные, Эб. Все его кражи похожи одна на другую. Взломан черный ход, грубые следы на замке и дверном косяке. Ломик или что-нибудь наподобие ломика…