Фергюс Хьюм: Цыганка из ломбарда

— Того, который заложил мандарина?

— Да, и мы с ним ухитрилась потолковать… Тебя не касается, как нам это удалось. Но, полагаю, когда Билл Смит выйдет из каталажки, Варк отправится на небеса. А Билл Смит вышел!

— Что?! — завопила Агарь, осознав, какая опасность угрожает адвокату. — Вышел? Сбежал?

— Вот именно. Он удрал на прошлой неделе, и его так и не схватили. Мне лучше пойти и сказать Варку, чтобы тот зарядил свои пистолеты. Я не хочу, чтобы старого злодея придушили до того, как я получу свою собственность. Ты, сестричка, тоже пойдешь.

— Только не сейчас. Завтра.

— Завтра мне не подходит! — зарычал Голиаф. — Ты пойдешь сегодня, немедленно!

— Ах! — презрительно сказала Агарь. — Нет смысла говорить со мной таким тоном, Голиаф. Сегодня вечером мне нужно подготовить все счета, а завтра, если вы сюда придете, я возьму их и отправлюсь с вами к Варку. Когда все будет улажено к вашему удовлетворению, вы сразу можете вступить во владение своей собственностью.

— Значит, сейчас ты не пойдешь?

— Нет, я ведь уже сказала.

— Тогда дай мне фунт или два, — сердито сказал Голиаф. — В карманах у меня пусто, и мне нужны деньги, чтобы где‑нибудь переночевать. Вижу, ты упряма, как всегда… Но уж коли не идешь, значит, не идешь. Но я пойду и сам повидаюсь с Варком и расскажу ему о Билле Смите.

После этого Голиаф с деньгами в кармане отправился к адвокату, проклиная Агарь за ее упрямство. Он совершенно забыл, что девушка провела много месяцев, присматривая за его собственностью; все, о чем он думал, — это о том, что любит ее точно так же, как любил в былые дни, а она по‑прежнему не хочет иметь с ним ничего общего. Будь она обычной девушкой, он мог бы сломить ее дух, но запугивать Агарь было бесполезно. Она могла отплатить обидчику той же монетой, и большой, неповоротливый Голиаф мог только восхищаться этим, желая эту горячую цыганскую девушку, которая презирала его и его деньги.

— Ну, — сказала себе Агарь, когда Голиаф ушел. — У меня был один неожиданный гость, поэтому по всем законам совпадений сегодня должен быть еще один. Я никогда не встречала ни одного странного события, за которым по пятам не следовало бы другое.

Конечно, Агарь не думала именно такими книжными фразами, но суть ее размышлений была именно такова, и мысли ее оказались верными — еще до наступления темноты произошло второе неожиданное событие. Это было не что иное, как появление Юстаса Лорна, который вошел в ломбард с улыбкой на устах и с глазами, светящимися любовью.

Любовная интуиция, не иначе, помогла девушке узнать его шаги, и Агарь, протянув руки, бросилась к нему навстречу. Юстас горячо сжал ее руки в своих, но в поведении Агари было столько достоинства, что он не решился ее поцеловать. Речи его были теплее, чем поступки.

— Агарь! Моя дорогая Агарь! — в восторге воскликнул он. — Наконец‑то я вернулся. Разве ты не рада меня видеть?

— Еще как рада! — ответила Агарь, сияя от удовольствия. — Куда больше рада, чем видеть Голиафа.

— А, так он вернулся? Я наконец‑то его нашел, как видишь, и узнал по твоему описанию.

— Он не говорил мне о вашей встрече, Юстас.

— О, это случилось так, — начал Лорн, когда они вместе вошли в гостиную. — Как ты знаешь, я искал его повсюду, но не мог найти. Где он был все эти месяцы, понятия не имею, поскольку во время нашей беседы он отказался об этом говорить.

— Возможно, у него имелись веские причины хранить молчание, — сказала Агарь, отметив про себя, что Голиаф держит язык за зубами относительно своего тюремного опыта.

— Осмелюсь сказать, с виду он сущий негодяй, — засмеялся Лорн. — В общем, я был в окрестностях Вейбриджа, отдыхал на обочине дороги, когда увидел, что мимо проходит высокий рыжий мужчина. Помня твое описание Джимми Дикса, я решил, что это он и есть, и окликнул его: «Голиаф!» К моему удивлению, вместо того чтобы остановиться, он со всех ног бросился бежать.

— О, для этого у него была веская причина.

— Боюсь, причина не из уважительных. Ну, я побежал за ним и, несмотря на его длинные ноги, ухитрился его нагнать. Тогда он набросился на меня, но когда я объяснил, кто я такой и упомянул про тебя, да к тому же рассказал, что отец его умер, оставив ему состояние, Голиаф успокоился и стал дружелюбным. Он начал обращаться со мной запанибрата, одолжил несколько шиллингов — все, что я смог ему уделить, — и отправился в Лондон. Ты его видела?

— Да, завтра я подведу счета, передам ему его имущество, и тогда я стану свободной… Свободной! — воскликнула Агарь, распахнув руки. — Как это прекрасно — снова быть свободной, покинуть этот утомительный Лондон и видеть небо и звезды, восход и закат, слышать пение птиц и дышать свежим воздухом вересковых пустошей. Я собираюсь вернуться к своему племени, знаешь ли.