Эрнест Хорнунг: Настоящий английский детектив. Собрание лучших историй

При всем уважении к покойным, я не преклоняюсь перед интеллектом этих двух финансистов. Их представления об этике и экономике были языческими и бессердечными. Их представления о пацифизме были вздорными. Их отношение к послеобеденному портвейну оказалось еще более недостойным. Но они хорошо разбирались в одном, то есть в бизнесе. Им понадобилось совсем немного времени, чтобы обнаружить, что человек, который отвечает за управление финансами колледжа, является мошенником. Или, можно сказать, верным последователем доктрины бесконечной борьбы за место под солнцем и выживания сильнейших.

— Вы хотите сказать, что они собирались разоблачить его, и он убил их, прежде чем они успели это сделать, — нахмурившись, произнес доктор. — Здесь много деталей, которые остаются непонятными.

— В некоторых подробностях я и сам не могу разобраться, — откровенно признался священник. — Подозреваю, что упоминание о свечах в подземном тоннеле как-то связано с кражей спичек у миллионеров или с желанием убедиться, что у них нет спичек. Но я уверен в главном эпизоде, когда Бейкер весело и беззаботно поделился спичками с ничего не подозревающим Крейкеном. Это и был смертельный удар.

— Я не понимаю одного, — сказал инспектор. — Откуда Бейкер мог знать, что Крейкен не закурит первым и не отправится на тот свет раньше времени?

Лицо отца Брауна выражало сумрачный укор, а его голос звучал скорбно, но с неподдельной теплотой.

— Какая разница? — произнес он. — Ведь он был всего лишь атеистом.

— Боюсь, я вас не понимаю, — вежливо сказал инспектор.

— Он всего лишь хотел отменить Бога, — рассудительным и сдержанным тоном объяснил священник. — Он всего лишь хотел уничтожить десять заповедей, вырвать с корнем религию и цивилизацию, которая его породила, разрушить представления о чести и частной собственности и позволить, чтобы его страну и его культуру растоптали варвары со всех концов света. Вот чего он хотел. Вы не имеете права обвинять его в чем-то еще. Поймите, у каждого есть свой предел! А вы приходите сюда и спокойно предполагаете, что профессор старой закалки из Мандевилля (а Крейкен принадлежит к старшему поколению, несмотря на свои взгляды) вдруг закурит или хотя бы зажжет спичку до того, как допьет традиционный послеобеденный портвейн урожая 1908 года? Нет, нет, это было бы полным беззаконием, нарушением всех правил! Я был там и видел его; он не допил вино, и вы спрашиваете меня, почему он не закурил? Такой возмутительный вопрос еще не сотрясал основы Мандевилльского колледжа… Забавное это место — Мандевилльский колледж. Забавное место — Оксфорд. Забавное место — Англия.

— Вы имеете какое-то отношение к Оксфорду? — с любопытством осведомился доктор.

— Я имею отношение к Англии, — ответил отец Браун. — Я здесь родился. Но самое забавное, что даже если вы принадлежите к этой стране и любите ее, то все равно не можете разобраться в ней.

Главный следователь Скотленд-Ярда Питер Дауэс был для своей должности сравнительно молод. Еще ни разу не потерял он найденный след, хотя сам Питер не любил говорить о своих подвигах.

Если его что-то и увлекало, так это преступления с какой-нибудь запутанной загадкой. Все необычное, странное и таинственное вызывало в нем живейший интерес, и больше всего на свете он сожалел, что ему не пришлось заниматься ни одним из множества дел Джейн Четыре Квадрата.

Но вот после кражи в доме лорда Клейторпа Питеру Дауэсу было приказано найти и арестовать эту девушку-преступницу.

После изучения таинственного дела лорда Клейторпа Питер вернулся в Скотленд-Ярд и доложил начальнику отдела:

— Насколько я понимаю, деятельность этой женщины началась около года назад. Она всегда обворовывала не простых людей, которых все обкрадывают, а богачей, владельцев огромных состояний, и, как я понимаю, состояний, нажитых в результате различных махинаций в горной промышленности.

— Куда же она девает деньги? — полюбопытствовал начальник отдела.

— Это и есть самая странная штука во всем деле, — ответил Дауэс. — Я почти уверен, что она дает большие суммы денег различным благотворительным заведениям. После ограбления Льюинштейна, например, большие ясли в лондонском Ист-Энде получили от анонимного благодетеля четыре тысячи фунтов. В то же время еще четыре тысячи были подарены одной из больниц Вест-Энда. После ограбления Тальбота три тысячи фунтов, то есть почти столько же, сколько было украдено, какой-то неизвестный пожертвовал родильному дому Вест-Энда. Думаю, что в основе всех этих преступлений лежит донкихотское желание помочь бедным за счет чересчур богатых. В конце концов мы наверняка выйдем на кого-то, кто хорошо знает положение в этих больницах.