Эрнест Хорнунг: Ответный матч

Однажды туманным ноябрьским вечером лишь только я свернул на Пиккадилли, как вдруг меня схватили за руку, да так, что сердце мое, постоянно испытывавшее чувство тревоги, едва не остановилось. Я подумал, а думалось мне об этом постоянно: вот и все, наступил час неизбежной расплаты. Однако оказалось, что это всего-навсего Раффлс — он стоял передо мной и улыбался мне сквозь туман.

— Хорошо, что мы встретились, Кролик, я искал тебя в клубе.

— Да я только намереваюсь пойти туда. — Я постарался унять дрожь, но попытка моя не принесла результатов — об этом я мог судить по расплывавшейся все шире и шире улыбке Раффлса, а также по его снисходительному покачиванию головой.

— Пойдем лучше ко мне, — сказал он, — я расскажу тебе нечто забавное.

Я попробовал было отказаться, так как его тон ясно давал понять, какого рода «нечто забавное» он сообщит мне. А я уже в течение нескольких месяцев решительно боролся с собой против тяги к таким забавам. Но, как я уже заявлял прежде и могу повторить сейчас, для меня, несмотря ни на что, Раффлс был самым неотразимым на свете человеком, когда он только этого желал. Поскольку мы оба со времени оказания мелкой услуги сэру Бернарду Дебенхэму вели совершенно безупречный образ жизни и его властному уму в течение длительного срока не представлялось возможности или же необходимости проявлять подобное желание, мой первый порыв отказаться имел, по сути, довольно прочные основания: я сознательно воздерживался от предосудительных поступков, хоть это и длилось уже значительно дольше, чем когда бы то ни было за все время нашего близкого знакомства. Я стал выдвигать Раффлсу различного рода отговорки, но он подхватил меня под руку и негромко засмеялся с видом добродушного превосходства. И, все еще продолжая отнекиваться, я как-то само собою оказался в Олбани, на лестнице, ведущей к квартире Раффлса.

Огонь в его камине почти совсем потух. Он размешал кочергой не прогоревшие угли и добавил новых дров после того, как зажег свет. Что же касается меня, то я в мрачном настроении продолжал переминаться с ноги на ногу в пальто до тех пор, пока Раффлс в буквальном смысле не стащил его у меня с плеч.

— Что ты за человек такой, Кролик! — игриво воскликнул Раффлс. — Можно и впрямь подумать, что в эту благословенную, туманную ночь я способен предложить тебе провернуть какую-нибудь кражу со взломом! Нет, Кролик, речь пойдет совсем о другом, поэтому садись-ка вот в это кресло, возьми себе сигарету «Салливан» и держись покрепче.

Раффлс зажег спичку, поднес ее к моей сигарете и подал мне бокал виски с содовой. Затем он вернулся в прихожую, и я, начав уже было расслабляться и приходить в благодушное настроение, услышал, как на двери щелкнула задвижка. С великим трудом мне удалось удержать себя в кресле. В следующее мгновение Раффлс уже устраивался в кресле, стоящем напротив моего. Широко расставив ноги и скрестив на груди руки, он буквально пожирал глазами мое смущенное лицо.

— Ты помнишь Милчестер, Кролик, старина? — спросил он вкрадчивым голосом.

Я мрачно ответил, что да, разумеется, помню.

— Мы еще сыграли там одну маленькую игру, которая не значилась ни в одной программке. Условно ее можно назвать «Джентльмены» против «Профессионалов», если ты припоминаешь.

— Я и не забывал никогда.

— Зная, что тебе так и не пришлось, образно говоря, взять игру на себя, я думал, что ты мог бы и забыть. Ну, джентльмены тогда без особого труда выиграли, а вот профессионалы были все схвачены…

— Бедняги!

— А вот я в этом-то не слишком убежден. Помнишь того парня, которого мы увидели в гостинице? Такой цветущий, в пух и прах разнаряженный, про него я еще тебе сказал тогда, что это один из самых умных воров в нашей столице.

— Конечно, помню. Как потом выяснилось, фамилия у него — Кроусхей.

— Ну-у-у, он был осужден под этой фамилией, поэтому пусть будет Кроусхеем. Так вот, не трать на него свою жалость, старина: вчера во второй половике дня он сбежал из Дартмурской тюрьмы.

— Превосходная работа!

Раффлс невольно улыбнулся, но при этом удивленно вскинул брови и пожал плечами.

— Ты совершенно прав: действительно, все было сделано превосходно. Мне жаль, что ты не читал об этом в газетах. Вчера, воспользовавшись густым туманом, старина Кроусхей бросился наутек в поросшую вереском пустошь и ушел по ней под сильным ружейным огнем без единой царапины. Честь ему и хвала, с этим я согласен; парень с таким характером и с такой выдержкой заслуживает свободы.