Хью Пентикост - Ложная жертва

— И у нее нет совсем никаких описаний?

— Она запомнила только их голоса и считает, что если бы снова услышала их, то непременно узнала бы.

— Насколько серьезно она пострадала?

— Переломов нет, внутренних повреждений тоже. — Лицо Маклина посуровело. — Самое худшее теперь для нее это стыд. Теперь все будут показывать на нее пальцами и говорить, что ее изнасиловали в лесу двое парней. А как все было? И сопротивлялась ли она? Многие считают, что изнасилование без частичного согласия невозможно. По сводкам ФБР, у нас в стране каждые тридцать пять минут совершается изнасилование. А знаете, что сказала мне эта мисс Ландерс на прощание? Она спросила: «Где мне теперь спрятаться?»

— Так она пыталась спрятаться?

— Нет, из города она не уехала. Если вы это имели в виду.

— И для этого имеются причины? Я хочу сказать, не просили ли вы ее остаться на случай, если поймаете этих двоих?

— Нет. — Маклин задумчиво вертел в пальцах незажженную сигарету. — Я предложил ей уехать куда-нибудь на время, а она ответила, что не собирается бежать из собственного дома из-за каких-то мерзавцев. Не знаю, быть может, у нее денежные проблемы. Она в общем-то живет не богато. Хотя, с другой стороны, и не бедно.

— Скажите, у нее есть друзья? Кто-нибудь навещал ее после случившегося?

— А вот это, пожалуй, интересная вещь. — Маклин наконец зажег сигарету. — Она что-то вроде одиночки. Живет здесь чуть меньше года, люди в городе знают ее и любят. Она со всеми мила, улыбчива, но, похоже, не склонна с кем-либо сближаться. В клубе не бывает, а ведь в нем сосредоточена вся наша жизнь. Если вы спросите меня, кто ее друзья, я затруднюсь ответить. Доктор Хоппер, местный пресвитерианский священник, наведался к ней вчера узнать, не может ли чем-нибудь помочь ей, но она вежливо поблагодарила и сказала, что хочет остаться одна. Наверное, это можно понять.

— Как вы думаете, она согласится поговорить со мной? — спросил Питер.

— Не знаю. Не уверен.

— Но вы-то сами не возражаете, если я попробую?

Маклин пожал плечами:

— Мы живем в свободной стране.

Затемненные очки не отрываясь смотрели на Питера. Ружейное дуло было по-прежнему направлено на него.

— Я не могу говорить с вами, мистер Стайлс. Я не могу рисковать, — сказала Эллен Ландерс. — Я не могу пойти на риск оказаться обманутой и стать центром газетной истории. У меня есть обыкновенное человеческое право защитить себя от подобных вещей. Пожалуйста, уходите.

— Обещаю вам, что не будет никакого обмана, — постарался уверить ее Питер. — Пожалуйста, позвольте мне поговорить с вами. Вам не придется ничего рассказывать или отвечать на вопросы. А если вы попросите меня уйти, я это сразу сделаю.

Ярко-красные губы слегка дрогнули. «Маклин был прав, — подумал Питер. — Прелестное лицо, потрясающая фигура… Какой она представилась тогда, выходя из воды, тем двум подонкам? Да, — подумал он мрачно, — все-таки в каждом из нас так или иначе сидит это гнусное желание подглядывать за другими…»

— Можете подняться на террасу. Всего на несколько минут, — проговорила Эллен Ландерс и, повернувшись к нему спиной, направилась к дому. Питер последовал за ней. Уже первые минуты этого свидания заставили его задуматься. Он нарочито громко захлопнул дверцу своего автомобиля, чтобы предупредить ее о своем приезде. Она же немедленно выскочила к нему навстречу с такой готовностью, словно ждала кого-то. Кого-то, кого страстно хотела видеть.

Поднявшись на террасу, она сунула ружье за дверь, потом подошла к плетеному креслу и села, не глядя на Питера. По другую сторону от двери стояло еще одно кресло. Немного поразмыслив, Питер присел на пол на краю террасы в нескольких ярдах от девушки. От него не укрылось, как нервно подрагивала ее загорелая щека. Питер заговорил.

— Это случилось зимой. Нагрянуло со спины, неожиданно, непостижимо… — Сдержанно, без бесполезных эмоций он рассказал ей об искаженных злобой лицах в темных очках, о несшемся ему вдогонку чудовищном смехе, о казавшемся бесконечным ужасном падении в пропасть, об отчаянных криках отца и страшном запахе горелой плоти. Рассказал и о том, как очнулся в больнице без половины ноги.

— Этот смех стоял у меня в ушах долгие месяцы. Я заперся в своей нью-йоркской квартире и не хотел никого видеть. Я чувствовал себя калекой, уродом, объектом всеобщей жалости. Я понял, что никогда в жизни больше не смогу любить, играть, веселиться. Я не мог выходить из дому — мне казалось все смотрят на меня. Но на помощь мне пришла девушка, которую я когда-то любил и которая вышла замуж за другого. Она убедила меня, что я не изгой и не калека, что я могу жить как прежде. Я говорю это вам для того, чтобы вы знали — все, что произошло с вами, забудется, и вы будете жить свободной, нормальной жизнью, какой жили до этого. Всего в каких-то десяти милях отсюда живут тысячи людей, никогда не слышавших о вас и о том, что произошло в воскресенье. Ваши синяки и ушибы заживут, и тогда ничто не будет напоминать вам о случившемся. Вам не из-за чего чувствовать себя виноватой. На свете нет ничего, что могло бы мешать вам жить… — Он задумчиво помолчал и прибавил: — За исключением разве что одной вещи.