После войны я обнаружил, что Джон Джерико был еще и ярым поборником справедливости. Он с готовностью брался за дела, которые казались совершенно безнадежными. Если кто-то обращался к нему за помощью, и этот кто-то ее заслуживал, то он ее получал. Вот почему Майк Райан, молодой подающий надежды художник, пришел к Джерико на Джефферсон-Мьюз и рассказал ему о происшествии.
На Джефферсон-Мьюз Джерико держал мастерскую, которую использовал в основном для хранения картин и эскизов, а будучи в Нью-Йорке, он в ней еще и работал. На самом деле он столько времени проводил в разъездах, что пребывание в Нью-Йорке воспринималось почти как передышка. Случилось так, что я был у него, когда в дверь мастерской позвонил Майк Райан. Я взялся описать некоторые из приключений Джерико, и в тот вечер мы вносили в готовую рукопись книги кое-какие уточнения.
Майку Райану было на вид лет двадцать пять. Среднего телосложения, стройный блондин с голубыми глазами, доброй улыбкой и слегка приплюснутым носом, он напоминал молодого Ван Хефлина и сразу же мне понравился. Выслушав его рассказ, Джерико предложил мне поехать с ними в Гленвью, городок в штате Коннектикут. Я сразу же согласился.
Автомобиль Джерико, красный «мерседес» с открытым верхом, ждал нас на улице.
— До Гленвью около девяноста миль, — предупредил меня Джерико, когда мы уселись в машину. — На дорогу уйдет часа полтора.
Едва «мерседес» тронулся с места, мне пришлось собрать всю свою выдержку. Джон Джерико — отличный водитель, но предпочитает ездить на такой скорости, что у его пассажиров волосы встают дыбом. Я взглянул на часы. Они показывали час ночи. «Когда мы приедем в Гленвью, там все уже будут спать», — подумал я.
Меньше чем за пять минут мы добрались до скоростной магистрали Вест-Сайд, и тут уж Джерико развернулся.
— Расскажи мне об этой миссис Драйден. Ну, о той, которая пригласила вас из Нью-Йорка, — не сводя глаз с шоссе, попросил Джерико Майка.
— Странная она, — сказал парень и с сигаретой во рту наклонился к зажигалке. — Денег у нее куры не клюют. Видели бы вы ее дом. Кирпичный. В нем комнат двадцать: спальни, ванные, танцевальный зал, бильярдная. Рядом — бассейн, корты для игры в теннис и гольф. А сколько у нее прислуги! Я и не знал, что так могут жить люди.
— А мистер Драйден?
— Она вдова. Мне говорили, ее муж пару лет назад погиб в авиакатастрофе. Не знаю, на свои ли она деньги так живет или на те, что остались у нее от мужа. Но тратит она их довольно мило — покупает картины. У нее и мои вещи есть. Одна — это уж точно, — ответил Майк и посмотрел на Джерико. — Только не думайте, что она хватает все без разбора. Здесь я ей помогаю. А дом ее — ну почти музей. В ванной на первом этаже висит гениальный Шагал. Ну, о хеппенинге миссис Драйден услышала от молодых художников, которых она спонсирует. И решила, что хорошо бы показать всем этим обывателям в Гленвью нечто ультрасовременное. Потому она пригласила нас, чтобы мы его поставили, а потом провели в ее доме уик-энд.
— Спорим, она носит сине-белый парик и огромные жемчужные клипсы, — заметил Джерико, объезжая седан, тащившийся по шоссе со скоростью пятьдесят миль в час. — Типичный спонсор.
Майк рассмеялся.
— А вот и нет! Энжела совсем не такая, — сказал он. — Она моего возраста — лет двадцать пять — двадцать шесть. Настоящая куколка. Красивая, но, как я уже говорил, странноватая. Весела, приветлива, но мысли ее всегда где-то далеко. Такое впечатление, что она постоянно о чем-то думает. Может, о своем погибшем муже.
— А когда во время представления началась заварушка, она исчезла, — заметил Джерико.
Майк нахмурился:
— Да, она была в зале, когда начался хеппенинг, но я скоро потерял ее из виду. Полицейские ее не сцапали, и на мой телефонный звонок она не ответила.
— А здание, в котором проходил хеппенинг, ее собственность?
— Да, конечно.
— Тогда выходит, что парни с дубинками вторглись в ее владения.
— Да.
— А тот старик, «орел», кто он такой?
— Единственное, что я о нем знаю, так это его имя, — ответил Майк. — Я слышал, как один из полицейских, обращаясь к нему, отчетливо произнес: «Мистер Хадсон».
Стояла теплая лунная ночь, и ехать в машине с открытым верхом было прохладно и приятно. Я даже перестал на каждом изгибе дороги мысленно давить ногой на педаль тормоза. «Мерседес» и Джерико, сидевший за рулем, казались единым целым. За день я порядком устал, и, как только я успокоился, меня стало клонить в сон. Следующее, что я услышал, были слова Майка Райана:
Читать дальше