Морис Леблан - Последние похождения Арсена Люпэна. Часть II - Три убийства Арсена Люпэна

— Которая состоит в том?.. — спросил господин Формери, все еще хорохорясь.

— Которая состоит в том, чтобы вы заменили меня в доведении до конца дела Кессельбаха и, в частности, разыскали некоего Штейнвега, германского подданного, похищенного и содержавшегося в заключении покойным бароном Альтенгеймом.

— Это что еще за история?

— Эта история — одна из тех, которые я оставлял для себя самого, когда был еще… когда считал себя еще, вернее, господином Ленорманом. Эта же история частично произошла в моем кабинете, неподалеку отсюда, и Вебер не мог об этом не знать. В двух словах: старик Штейнвег знает правду о таинственном проекте, которым занимался господин Кессельбах, и Альтенгейм, тоже шедший по этому следу, захватил названного Штейнвега и куда-то его упрятал.

— Нельзя куда-то упрятать человека вот так, без следа. Где-то он должен быть, этот Штейнвег.

— Разумеется.

— И вы знаете, где он?

— Знаю.

— Любопытно бы и нам…

— В номере двадцать девять, вилла Дюпон.

Господин Вебер пожал плечами.

— Значит, у Альтенгейма? В том особняке, в котором он жил?

— Да.

— Вот как можно верить вашим глупостям! Я нашел названный вами адрес в кармане у барона. Час спустя особняк был занят моими людьми.

Люпэн вздохнул с облегчением.

— Вот поистине добрая весть! А я уже опасался вмешательства сообщника, того, до которого не сумел добраться, и нового похищения Штейнвега. А слуги барона?

— Исчезли еще раньше.

— Надо думать, их предупредили по телефону. Но Штейнвег находится там.

Господин Вебер нетерпеливо возразил:

— Там никого нет. Повторяю вам, мои люди не покидали особняка.

— Господин заместитель шефа Сюрте, поручаю вам самолично провести обыск в вилле Дюпон, — сказал Люпэн. — Завтра представите мне отчет об этой операции.

Господин Вебер пожал опять плечами, не отзываясь на эту наглость.

— У меня полно более срочных дел…

— Господин заместитель шефа Сюрте, более срочного дела не существует. Если вы станете медлить, все мои планы рухнут. Старый Штейнвег никогда не заговорит.

— Почему же?

— Потому что он умрет с голоду в следующие сутки, самое большое — двое суток, если вы не дадите ему поесть.

— Это серьезно… Это уже звучит серьезно… — молвил господин Формери после недолгого раздумья. — Но, увы…

Он усмехнулся.

— Но, увы, ваши рассуждения сводятся на нет важной ошибкой.

— Да ну! Какой же?

— Той, что все это, мсье Люпэн, — огромное надувательство… Что поделаешь? Я начинаю разбираться в ваших фокусах, и чем они туманнее, тем меньше я им доверяю.

— Идиот, — пробормотал Люпэн.

Господин Формери встал.

— Итак, переходим к делу. Как вы поняли, это был чисто формальный допрос, предварительная встреча двух дуэлянтов. Теперь, когда шпаги скрещены, не хватает только обязательного свидетеля для такой схватки — вашего адвоката.

— Ба! Разве без него нельзя обойтись?

— Никак нельзя.

— Беспокоить мэтра ради таких малозначительных, в сущности, дебатов?

— Придется.

— В таком случае выбираю мэтра Кимбеля.

— Председателя? В добрый час, у вас будет отличная защита.

Первая встреча была окончена. Спускаясь по лестнице Мышеловки между обоими Дудвилями, заключенный произнес отрывистыми, повелительными фразами:

— Вести наблюдение за домом Женевьевы… Четыре человека у ее жилья… У госпожи Кессельбах — тоже. Обе подвергаются опасности… В вилле Дюпон состоится обыск; вы должны присутствовать. Если Штейнвега обнаружат, устройте дело таким образом, чтобы он не проговорился… Если потребуется — щепотку порошка, пусть поспит…

— Когда будете на свободе, патрон?

— Сегодня ничего не придумаешь… Впрочем, никакой спешки нет… Я — на отдыхе…

Внизу его сразу окружили городские полицейские, ожидавшие у машины.

— Домой, ребята! — скомандовал им Люпэн. — И побыстрее, у меня назначена встреча со мною же, ровно на два часа.

Переезд состоялся без инцидентов.

Вернувшись в камеру, Люпэн написал большое письмо с подробными указаниями для братьев Дудвиль и еще два послания. Одно из них было адресовано Женевьеве:

«Вы знаете теперь, Женевьева, кто я такой, и поймете, почему я скрывал от Вас имя человека, который дважды уносил Вас, совсем еще маленькой, на руках. Я был другом Вашей матери, другом далеким, чья двойная жизнь для нее оставалась тайной, но на которого она всегда могла рассчитывать. Поэтому перед своей кончиной она написала мне несколько слов и попросила позаботиться о Вас.