Господин Формери насмешливо улыбался, покачивая указательным пальцем справа налево и слева направо.
— Нет, — повторил он.
— Что же — нет?
— История с господином Ленорманом… Это годится для публики, друг мой. Вы не заставите следователя Формери проглотить такую утку — будто Ленорман и Люпэн были одним и тем же человеком.
Он расхохотался.
— Люпэн — шеф Сюрте!.. Ну нет! Все, чего ни захотите, но не это! Должны же существовать какие-то границы!.. Я добрый малый, но все-таки… Скажите, между нами, для чего вам эта новая сказка? Не вижу, признаться, смысла…
Люпэн посмотрел на него в ошеломлении. Хорошо зная Формери, он не подозревал за ним такого самомнения и слепоты. Двойственность личности князя Сернина к тому времени ни у кого уже не вызывала сомнений. И только господин Формери…
Люпэн повернулся к заместителю шефа, слушавшего с раскрытым ртом:
— Дорогой Вебер, ваше повышение, по-моему, ставится под большой вопрос. Ибо, в конце концов, если господин Ленорман — вовсе не я, значит — он может еще существовать… А если существует, нет сомнений и в том, что господин Формери, с его удивительным чутьем, в конце концов его найдет… И в таком случае…
— И он будет действительно обнаружен, мсье Люпэн, — воскликнул следователь. — Беру это на себя и полагаю, что очная ставка между вами двумя будет захватывающим зрелищем!
Он потешался вовсю, барабаня пальцами по столу.
— Ах, как это будет забавно! Ах! С вами не приходится скучать, Люпэн! Значит, вы — господин Ленорман! И это вы, стало быть, добились ареста своего же сообщника Марко!
— Совершенно верно. Разве мне не следовало порадовать премьер-министра и спасти его правительство? Это было задачей исторического значения!
Господин Формери держался за бока.
— Ах, умру! Господи, как смешно! Ваш ответ обойдет весь мир! В таком случае, если поверить вам, это вместе с вами я вел следствие с начала дела в отеле Палас, после убийства господина Кессельбаха?
— Точно так же, как вместе со мной, еще раньше распутывали дело о диадеме, когда я был его светлостью герцогом де Шамерас [2], — с сарказмом отозвался Люпэн.
Господин Формери вздрогнул, веселое оживление мгновенно слетело с него при этом ужасном воспоминании. Внезапно став серьезным, он сказал:
— Итак, вы настаиваете на всех этих глупостях?
— Поневоле, так как все это — правда. Вам будет нетрудно, съездив в Кохинхину [3], получить в Сайгоне доказательства смерти подлинного господина Ленормана, замечательного человека, которого я подменил своей особой; я представлю вам документы о его кончине.
— Вранье!
— Ей-богу, господин следователь, могу признаться: все это мне совершенно безразлично. Не нравится — я не буду господином Ленорманом, не будем об этом более говорить. Если хотите — это я убил Альтенгейма. Вы отлично проведете время, добывая доказательства. Повторяю, для меня все это не имеет ни малейшего значения. Считаю ваши вопросы, как и мои ответы, не состоявшимися. Ваше следствие вообще не в счет — по той простой причине, что, когда оно завершится, я буду уже далеко. Но только…
Без капли смущения он взял стул и сел напротив господина Формери, по ту сторону стола. И сухо объявил:
— Есть одно-единственное «но», и вот в чем оно состоит. Знайте же, сударь мой, что вопреки всей видимости, несмотря на все ваши намерения, у меня нет ни малейшей охоты тратить даром свое время. У вас — ваши дела… У меня — мои… Вам платят за исполнение ваших задач. Я сам выполняю свои… и сам себе за это плачу. Так вот, дело, которым я теперь занят, — одно из тех, которые не терпят, чтобы от них отвлекались хотя бы на минуту. Я не могу допустить ни секундного промедления в подготовке и осуществлении действий, которые должны привести к успеху. Итак, продолжаю, — поскольку вы временно принуждаете меня вертеть большими пальцами между четырьмя стенами тюремной камеры, — двоим, господа, вам двоим поручаю я обеспечение моих интересов. Вы меня, надеюсь, поняли?
Он встал и стоял перед ними в вызывающей позе, с выражением презрения на лице; и сила убеждения, подавляющее волю воздействие этого человека были таковы, что оба собеседника не посмели его прервать.
Господин Формери нашел наконец выход в новом припадке смеха, — словно сторонний наблюдатель, готовый позабавиться происходящим:
— Есть над чем посмеяться!.. Животики надорвешь!..
— Будете вы смеяться или нет, сударь, так оно и случится. Мой процесс, расследование вопроса о том, убивал я Альтенгейма или нет, розыск моих предыдущих дел, былых правонарушений и преступлений, — вот оно, то великое множество пустышек, которыми я дозволяю вам развлечься, лишь бы, при всем этом, вы ни на минуту не теряли из виду вашей главной миссии.
Читать дальше