Жорж Сименон - Четыре дня бедного человека

Внизу Франсуа полюбовался на шпика, который сидел на диванчике напротив лифта и делал вид, будто погружен в чтение газеты. Франсуа решил позабавиться: пошел на него с таким видом, словно собирался что-то спросить, и лишь меньше чем в метре свернул в сторону.

Четверть часа спустя он уже катил в машине по бульвару Распайль мимо бывшего магазина отца Жермены. За три года Франсуа всего дважды был на кладбище.

В первый раз вместе с Бобом сразу после Довиля, когда устанавливали надгробный камень. Камень был сделан просто и со вкусом, и Франсуа слегка расчувствовался, увидев на кладбищенском надгробии свою фамилию, выбитую рядом с именем жены. Второй раз — в том же году в День поминовения.

А сегодня как раз исполнилось три года со дня смерти Жермены, и накануне Франсуа вспомнил об этом. Поэтому он и решил провести ночь у Вивианы, хотя ничего ей не сказал. Интересно, а она вспомнила? Вполне вероятно.

Возможно, даже почуяла, что он едет на кладбище: у нее просто дар чуять, особенно всякие неприятности. Но она никогда не говорит об этом. В отличие от его мамочки и Жермены она не строит из себя всезнайку. Он сам, когда чувствует себя неловко, начинает приставать к ней и в конце концов все рассказывает, хотя она ни о чем не спрашивает.

«Женщины всю жизнь относятся к нам как к детям и заставляют нас вечно чувствовать себя виноватыми перед ними», — заметил как-то Рауль.

,У ворот кладбища Франсуа купил цветы: были только хризантемы. Сторож порылся в книгах и объяснил, как найти могилу на участке, который уже весь заполнен. Да, в Иври это быстро. Кладбище выглядело светлым и чистым, как современные дома. В такой обстановке, право, очень трудно испытать печаль. Франсуа, отсчитывая поперечные дорожки, разыскал наконец могилу и с неприятным изумлением обнаружил около надгробия букет свежих роз.

Цветы положены ранним утром. Кто-то вспомнил, что Жермена любила крупные розы с сильным, немножко вульгарным запахом, каких не продают в цветочных магазинах: их можно привезти из деревни или купить на улице с тележки. А эти, видимо, были куплены на улице Деламбра. Значит, Боб приходил сюда перед занятиями.

Возможно, даже опоздал в коллеж. Интересно, назвал он там подлинную причину или что-нибудь придумал?

Первый год мальчик часто говорил о матери, вспоминал ее по любому поводу. «Как ты думаешь, маме понравился бы мой новый костюм?» Или: «А когда мама была жива, я отказывался есть шпинат. Помнишь? Я говорил, что он похож на коровьи лепешки». Надгробие произвело на мальчика большое впечатление, и в тот вечер Франсуа слышал, как он плачет в постели. Ночью Бобу приснился страшный сон, он вскочил и с ужасом в глазах закричал:

«Папочка! Папочка! Посмотри, я тоже умер! Мы все умерли!»

Впоследствии Франсуа тщетно пытался припомнить поводы, по каким мальчик мог бы говорить о матери.

Они с сыном были друзья, добрые друзья. Боб рассказывал ему про коллеж и товарищей даже то, что дети обычно стараются скрывать от родителей.

А в прошлом году он приносил розы на могилу?

Франсуа купил цветы у входа, а не окажись их там, пришел бы с пустыми руками. Впрочем, он никогда не помнил о таких вещах, и в детстве мать выговаривала ему, когда он забывал поздравить ее с днем рождения.

По правде сказать, он толком не понимал, почему пришел сюда. Может, потому, что он эгоист? Из-за Довиля? Ведь сегодня не только годовщина смерти Жермены.

В этот день три года назад он купил свой первый дорогой костюм. А назавтра после похорон они с Бобом в автобусе, выглядевшем так, словно он только что вышел с завода, на сумасшедшей скорости катили через поля в Довиль.

— Пап, а ты уже был в Довиле?

— Один раз.

— С мамой?

— Да. Это было наше свадебное путешествие.

Они с Жерменой приехали туда в апреле. В Париже уже было тепло, вовсю цвели яблони, а на побережье их встретил холод, шквальный ветер, дождь, по морю шли грязно-серые волны. Франсуа решил, несмотря ни на что, искупаться. Кроме них с Жерменой, на пляже никого не было; кабинки стояли пустые, забитые песком и водорослями, их дверцы хлопали на ветру. Жермена надела светло-голубой свитер, который сама связала, но и в нем мерзла; Франсуа видел, что она, как цапля, поджимает то одну, то другую ногу, а лицо ее, словно ореолом, было окружено разлетающимися от ветра волосами. Она с ужасом смотрела, как муж, борясь с волнами, плывет в ледяной воде.

— Франсуа, ты же весь посинел! Немедленно оденься!

Потом они пили кофе, подлив туда скверной местной водки, «горлодеровки», как ее там называли, и это название ошеломило Жермену. К счастью, за мостом в Трувиле были кинотеатр и ресторанчик, открытый круглый год, где они ели креветок и лангустов.