Жорж Сименон - Тень на шторе

Взглянув на Нину, он утвердился в своей мысли. Перед ним была ее соседка — наркоманка.

— Что-нибудь случилось?

— Нет… К Роже пришли, и тогда я позволила себе… зайти…

Она с тупым видом присела на постель.

— Сколько же сейчас времени?

— Девять! — ответил Мегрэ. — По вашему виду не скажешь, что вы не любите кокаина!

— Это не кокаин, а эфир. Роже считает, что эфир лучше и что…

Ей было холодно. Поднявшись, она подошла к батарее, посмотрела в окно:

— Опять будет дождь…

Все в этой тусклой комнате наводило уныние. На туалетном столике — расческа, набитая волосами. На полу — чулки Нины.

— Я вам мешаю, да? Но, кажется, они говорят о чем-то серьезном. Об отце Роже, он умер.

Мегрэ взглянул на Нину и заметил, что она внезапно нахмурила брови, подобно человеку, которого вдруг осенила какая-то мысль.

— Вы знаете отца Роже? — спросил комиссар женщину.

— Ни разу его не видела. Но постойте! Нина, с вашим другом ничего не случилось?

Нина и комиссар переглянулись.

— Почему вы спрашиваете об этом?

— Не знаю… Тут что-то неладно… Я вдруг вспомнила, что однажды Роже мне сказал, что его отец захаживает сюда. Роже это забавляло. Но Роже предпочитал не встречаться с ним, и как-то раз, когда кто-то поднимался по лестнице ему навстречу, он бросился назад в свою комнату. Кажется мне, что тот, о ком мы говорим, вошел сюда, в вашу комнату…

— Чем он занимается, Роже Куше? — продолжал комиссар после долгой минуты молчания, во время которой он прислушивался к голосам, доносящимся из соседней комнаты.

— Что?

— Какая у него профессия?

— Так вы из полиции, да? — спросила вдруг женщина.

Она заволновалась. Наверное, она сейчас начнет упрекать Нину, что та заманила ее в ловушку.

— Я ничего не знаю. Мы живем вместе всего три недели.

— Он работает?

Этих слов оказалось достаточно, чтобы совсем смутить ее.

— Не знаю…

— Иначе говоря, он ничего не делает. У него есть деньги? И он живет на широкую ногу?

— Нет. Почти всегда мы обедаем по твердым ценам, за шесть франков…

— Часто он говорит об отце?

— Говорил он о нем один раз, как я вам сказала…

— Кто к нему сейчас пришел?

— Какой-то мужчина… Я его приняла за судебного исполнителя. Я знаю, что Роже задолжал.

— Хорошо ли он одет?

— Подождите… Я заметила котелок, бежевое пальто, перчатки…

Комнаты объединяла общая дверь, закрытая занавеской и, вероятно, забитая. Мегрэ мог бы прислонить к ней ухо и все услышать, но ему противно было проделывать это перед двумя женщинами.

Нина одевалась, нервничая, делая резкие движения.

Чувствовалось, что все эти события подавляют ее и она ждет худших несчастий, с которыми у нее нет сил справиться и даже их понять.

Соседка казалась спокойной: то ли на нее еще действовал эфир, то ли она обладала большим опытом в такого рода делах.

— Как вас зовут? — обратился к ней Мегрэ.

— Селина.

— Вы работаете?

— Была парикмахершей на дому.

— И внесена в списки полиции нравов?

Она, не удивляясь этому вопросу, отрицательно покачала головой. А из-за стены все слышались голоса.

Нина, уже одевшаяся, оглядела свою комнату и вдруг расплакалась, приговаривая:

— Боже мой, Боже мой!

— Веселая история! — медленно произнесла Селина.

— Где вы были вчера вечером около восьми часов?

Она задумалась:

— В восемь часов, да? Помню, я была в «Сирано».

— Вместе с Роже?

— Нет… Не можем же мы всегда быть вместе. С ним я встретилась в полночь в табачной лавке на улице Фонтен.

— Он сказал вам, где был?

— Я его ни о чем не спрашивала.

Из окна Мегрэ видел площадь Пигаль, крохотный скверик, вывески ночных кабаре.

— Вы обе ждите меня здесь!

Он вышел в коридор, постучал в соседнюю дверь, не дожидаясь ответа, быстро повернул ручку.

В комнате, где, несмотря на открытое окно, стоял омерзительный запах эфира, в единственном здесь кресле сидел мужчина в пижаме, с небритым серым лицом.

Другой, жестикулируя, расхаживал. Это был господин Мартен, которого вчера вечером Мегрэ два раза видел во дворе дома на площади Вогезов.

— Значит, вы нашли свою перчатку! — воскликнул Мегрэ, глядя на руки служащего регистратуры, который так побледнел, что у комиссара мелькнуло опасение, как бы тот не упал в обморок.

Губы у него дрожали. Он тщетно пытался заговорить:

— Я… я…

От ботинок до галстука на пластмассовой застежке господин Мартен мог служить прототипом всех чиновников на карикатурах. Этот чистенький, благопристойный служащий с хорошо расчесанными усиками, на костюме которого не было ни пылинки, без сомнения, почувствовал бы себя обесчещенным, если бы вышел на улицу без перчаток.