Мэри Райнхарт - Стена

Художник помог мне усесться в машину, и у меня вдруг возникло странное чувство, будто он хочет что-то сказать. Однако он промолчал, и я отъехала, оставив его стоящим с непокрытой головой под ярким солнцем; вид у него был какой-то нерешительный.

И лишь некоторое время спустя я вдруг вспомнила, что так и не спросила, как его зовут.

Домой я ехала в возбужденном состоянии. Никогда прежде окрестные холмы не казались мне такими зелеными, а дачные домики— такими белоснежными и радующими глаз. Собственно говоря, я настолько погрузилась в свои мысли, что проехала с полмили мимо Сансета, прежде чем осознала это, так что пришлось возвращаться назад. Перед глазами у меня все стоял

мой незнакомец-художник с его обаятельной улыбкой, и еще я вспомнила, что когда он снял шляпу, я едва поборола идиотский порыв— пригладить его взъерошенные на затылке вихры!

В ту ночь он даже приснился мне. Но во сне он не улыбался. Лицо его выглядело жестким и напряженным, и я вдруг с некоторым беспокойством осознала, что оно может быть таким.

В одном этот случайный эпизод оказался полезным— благодаря ему мне в тот день было легче переносить присутствие Джульетты. А вообще-то к тому времени уживаться с ней стало нелегко. Она пробыла у меня уже шесть дней, и от той нагловатой невозмутимости, которую она демонстрировала по приезде, не осталось и следа. Теперь она вечно пребывала в раздраженном и обеспокоенном состоянии. И еще я заметила, что она избегает появляться в городке. Когда она ездила верхом, то отправлялась в горы, а свои редкие пешие прогулки совершала в противоположном направлении— в сторону гольф-клуба.

— Тебе ведь известно, что я останусь здесь до тех пор, пока вы что-нибудь не придумаете, — злобно напомнила она.

— Дело твое, — отозвалась я. — Ты моя гостья, и я не могу взять и просто выставить тебя вон.

— Боже мой, какое гостеприимство— вдобавок ко всем прочим твоим добродетелям! — съязвила Джульетта и удалилась.

Вскоре после приезда Джульетты стали появляться и другие дачники. Жара гнала людей из города раньше обычного, и окрестные имения постепенно заселялись. Приехала Марджори Пойндекстер, а Говард Брукс, ее жених, пока что находился в пути, на своей яхте под названием «Морская ведьма». В имении Бертонов поселились Дины. Тони Радсфорд занял свои обычные апартаменты в Брокстон-хаусе, и мало-помалу дачный поселок стал оживать.

Исчезли последние из дельфинов, потревоженные скоплением судов. Вдоль пляжа уже начал курсировать экскурсионный катер; попивая чай на веранде, я слышала крикливый голос гида, усиленный мегафонами: «А вот этот белый дом— это Сансет, собственность мисс Марши Ллойд из Нью-Йорка. А вон и сама мисс Ллойд сидит на веранде и ужинает».

Однако среди всего этого возбуждения я чувствовала себя довольно одинокой. Ясное дело— всех вновь прибывших уже известили, что у меня проживает Джульетта, а посему, из соображений деликатности или же простой осторожности, отдыхающие предпочитали держаться подальше от моего дома. Мне это не слишком нравилось. Обычно в Сансете все лето царило радостное оживление, теперь же казалось, будто и в самом деле чума— в образе Джульетты— поселилась у нас.

Однажды я узнала, что приехали Боб и Люси Хатчинсон, владельцы Лоджа, соседнего с Сансетом имения; в тот же день Люси пришла навестить меня. Я была наверху—вместе с электриком, который проверял проводку, а спустившись, застала ее в библиотеке беспокойно расхаживающей взад-вперед. Поздоровалась она со мной весьма небрежно.

— Слушай, Марша, — отрывисто заговорила она. — Это правда, что Джульетта здесь?

— Приехала на несколько дней. По крайней мере, я надеюсь, что это так.

— Несчастная ты простушка, — ядовито заметила Люси. — Ты же знаешь, что она такое. Стоит только позволить ей обосноваться здесь, и что тогда с тобой будет? Если уж на то пошло— что будет со всеми нами?

Я посмотрела на нее. В колонии дачников Люси была признанной модницей. Женщины постарше разглядывали ее наряды и по возможности копировали их; однако то, что чудесно смотрелось на стройной фигурке Люси, с ее копной ярко-рыжих волос и обожаемыми ею длинными сережками, — на некоторых из этих дам выглядело порой просто нелепо. Только Джульетта добивалась в этом успеха, а в одно лето ее успех у местных кавалеров сделался даже чересчур вопиющим— она едва не заполучила самого Боба Хатчинсона.

Это-то и имела в виду Люси, когда сказала мне в тот день: