К. Попов - Виноватые и правые - Рассказы судебного следователя.

Я поехал дальше.

— Ишь ты как дорога-та измялась! — сказал мой ямщик, поправляя запряжку. — А вон, в. в., и кладбище-то! Иринушку-то ведь схоронили!

— Слышал я.

— Да вот ведь и нашего-то брата нельзя похвалить, в. в., — продолжал ямщик, садясь на козлы.

— А что?

— Да как что? Бают, как учили-то ее, как замуж вышла, так не по тому месту уноровили.

— А ты женат?

— Нет еще, а тоже лажу.

— Будешь жену учить?

— Да ведь без этого нельзя, в. в… только надо половчее как-нибудь.

— Ступай!..

Как-то в последних числах мая 186… года в неклубный день, вечером, сидел я у в. исправника, с которым находился в приятельских отношениях, — на ты, как говорится. Исправник этот был вообще человек неглупый, но имел два недостатка: во-первых, он любил похвастать и рассказать какую-нибудь ерунду — небылицу, а во-вторых, был страстно влюблен в свою наружность, воображая, что в ней соединены обаятельные прелести Марса и Купидона и что ни одно женское сердце не способно противостоять таким прелестям. На этот раз он рассказывал мне об одном удивительном любовном приключении в Петербурге. Его рассказ прервал дежурный полицейский:

— Что тебе? — спросил его исправник.

— Патка опять пришла, выше высокоблагородие, — доложил тот.

— Хорошо, пусть подождет минутку.

Полицейский вышел. Исправник начал потирать руки и его стало подергивать от удовольствия, как куклу на пружинах.

— Ты не знаешь ее? — спросил он меня, продолжая кривляться.

— Кажется, нет, — отвечал я.

— А прелесть что такое! Пойдем, я тебе покажу ее.

Мы вошли в залу. Там дожидалась молоденькая, лет не более 18, женщина или девица, — я не знал ее в то время, — блондинка, с голубыми глазами. Тонкие черты ее нежного, белого и замечательно красивого лица играли лукавым кокетством, и в них не заметно было ни капли теплого чувства. Она старалась казаться печальною; но печаль не могла держаться на этом личике, и так же быстро сменялась улыбкою, как следы пышков на хорошо отполированной стали. Паточка игриво улыбалась при каждом, часто неостроумном, слове исправника.

— Ну, что тебе опять, душенька? — спросил он ее шутливо-ласковым тоном, близко подходя к ней и вперив в нее, по обыкновению, страстный и пронзительный взор.

— А я все, выше высокоблагородие, о муже-то беспокоюсь: не случилось бы, думаю, несчастья какого!

— Полно, полно, душенька! Муж твой коновал: ну, и ушел на промысел… это такое ремесло… зашел куда-нибудь далеко — вот и все! А ты вот уж в третий раз приходишь с объявлением. Я не имею средств, да и не вправе разыскивать и приводить к женам мужей. — Ты, просто, недавно замужем… Давно ли ты вышла?..

— Да вот после Петрова дня год будет.

— Ну, так и есть. А как поживешь с ним года три, так и привыкнешь к отлучкам.

Паточка официально улыбнулась.

— А давно ли он ушел? — спросил я в свою очередь посетительницу.

— Да вот уж неделя. А говорят, как нет человека три дня, так объявлять нужно, — ответила она.

— Ну, ты чрез три дня и объявляла; так чего же больше беспокоиться!.. — сказал исправник.

— А прежде разве он не отлучался? — снова спросил я.

— Нет-с, не отлучался… то есть отлучался, — как будто спохватившись, ответила Паточка… — и дольше хаживал; только все какая-нибудь весть приходила об нем, а нынче — как в воду канул-с!

— Успокойся, выплывет! — заметил исправник. — Сначала он больше о тебе думал, так и посылал о себе известия, а теперь стал равнодушнее: вот и все тут!

— Да и со стороны-то нет вестей, ваше высокоблагородие!

— Это оттого, что сторонние не интересуются твоим мужем: он им не нужен. Для тебя — дело другое. Да придет, придет! Успокойся, и иди с Богом!

Паточка ушла.

— А?.. Какова? — обратился ко мне исправник.

— Очень недурна; только, мне кажется, она отъявленная кокетка.

— Этого-то нам и нужно! Ты ведь следователь-деревенщина: ты думаешь, что она и в самом деле о муже беспокоится?

— Сомневаюсь.

— Ну, так вот то-то же и есть! Ты и не знаешь, что здесь в городе делается: это ведь любовница А.И. Онучинова! Ее и замуж-то насильно выдали; а муж у ней пьяный варвар… ну — коновал! Об нем она не только не думает, а рада бы была, если б он и совсем пропал. Нет, я знаю, зачем она ко мне ходит: понимаешь?

— Догадываюсь. Только как же, если она Онучинова…

— Да я-то не хочу. Да ведь ты сам говоришь, что она кокетка: ларчик просто отпирается…

— Может быть.

— Не может быть, а верно. Я уж эти дела произошел, как у нас говорят. Вот я тебе расскажу какой случай..