Жорж Сименон - Маньяк из Бержерака

Обычно доктор поднимался по лестнице через ступеньку, но этим утром он вошел более торжественно, слегка кивнул выходившей мадам Мегрэ, молча поставил свой чемоданчик на ночной столик.

Утренний визит всегда проходил одинаково. Пока доктор снимал Мегрэ повязку, тот держал градусник во рту.

Так было раньше, в таком положении проходил разговор и сейчас.

— Разумеется, — начал доктор, — я до конца исполню свой долг по отношению к раненому, каковым вы являетесь. Только прошу вас учесть, что отныне этим наши отношения и ограничатся. Кроме того, прошу вас зарубить себе на носу, что, поскольку у вас нет официальных полномочий, я запрещаю вам беспокоить членов моей семьи.

Чувствовалось, что эта фраза была приготовлена заранее. Мегрэ не шелохнулся. Он был по пояс раздет. У него изо рта взяли градусник, и он услышал недовольное:

— Опять тридцать восемь!

Это была высокая температура, комиссар это знал. Доктор нахмурил брови и, избегая смотреть на Мегрэ, продолжал:

— Несмотря на ваше вчерашнее поведение, я как врач говорю, что вам лучше всего окончательно выздоравливать в спокойном месте. Но этот совет можно истолковать по-другому и… Я не делаю вам больно?

Продолжая говорить, он ощупывал рану, где еще оставались очаги инфекции.

— Нет, продолжайте…

Но Риво больше нечего было говорить. Конец осмотра прошел в молчании, и так же молча доктор уложил инструменты в чемоданчик, вымыл руки. И только уходя, он вновь посмотрел Мегрэ прямо в лицо.

Был ли это взгляд врача? Или взгляд родственника Франсуазы, мужа странной мадам Риво? Во всяком случае, в этом взгляде было какое-то беспокойство. Прежде чем выйти, доктор хотел что-то сказать. Но предпочел промолчать и лишь на лестнице что-то шепотом сказал мадам Мегрэ. Комиссара больше всего беспокоило то, что он начал вспоминать все подробности своего сна. Он чувствовал и другие сигналы, предупреждающие об опасности. Только что, хоть он и не сказал ничего доктору, осмотр раны причинил ему больше боли, чем вчера, и это плохой признак. Плохо и то, что температура не снижается!

Так плохо, что, уже взяв со столика трубку, он отложил ее в сторону.

С расстроенным видом вошла жена.

— Что он тебе сказал?

— Он ничего не хочет говорить! Это я его спрашивала. Судя по всему, он советовал тебе полный покой.

— Как продвигается официальное расследование?

Смирившись, мадам Мегрэ села. Но было ясно видно, что она не одобряет поведения мужа, его упрямство, его уверенность в себе.

— Каковы результаты вскрытия?

— Он, наверное, умер после того, как стрелял в тебя, через несколько часов.

— Оружие так и не нашли?

— Нет. Сегодня утром фотографию трупа опубликовали все газеты, потому что здесь его никто не знает. Ее поместили даже парижские газеты…

— Покажи-ка…

Мегрэ взял газету с каким-то волнением. Глядя на фотографию, комиссар испытывал чувство, что в общем-то он единственный человек, знавший убитого. Мегрэ не видел его, но они рядом провели ночь. Он вспомнил свой беспокойный сон в вагоне — да спал ли он? — своего соседа по купе, его вздохи, неожиданные всхлипы, похожие на рыдания… Затем эти свисавшие сверху ноги, лакированные ботинки, носки ручной вязки…

Фотография была ужасной, как все фотографии мертвецов, когда им хотят придать вид живых людей, чтобы облегчить опознание. Бесцветное лицо, остекленевшие глаза. Мегрэ не удивился, увидев на его щеках седую щетину.

Почему он подумал об этом уже тогда, в поезде? Он все время представлял себе своего попутчика именно с седой бородой.

И вот в самом деле, у него была борода, скорее, щетина длиной сантиметра три, которая покрывала все лицо.

— А в общем, какое тебе до этого дело!

Робко извиняясь, жена опять попыталась уговорить его. Здоровье мужа беспокоило ее. Она смотрела на него как на тяжелобольного.

— Вчера вечером в ресторане я слушала, что люди говорят. Они все настроены против тебя. Если ты начнешь их расспрашивать, тебе никто не скажет. А поэтому…

— Возьми, пожалуйста, бумагу и ручку! Мегрэ продиктовал телеграмму одному своему старому товарищу, работавшему в полиции в городе Алжире.

Прошу срочно телеграфировать Бержеряк все сведения относительно работы доктора Риво больнице Алжире пять лет назад, сердечно благодарен, Мегрэ.

На лице жены было написано неодобрение. Она писала, что ей диктовали, но она не верила в это расследование.

И Мегрэ чувствовал. Это его злило. Он спокойно переносил, когда ему не верили другие. Но неверие жены было ему невыносимо! Это его взорвало, он стал язвить.