Дик Фрэнсис - 1965, Последний барьер

Как по команде они склонились надо мной, и крепкие руки вцепились в мои запястья. Рыжеволосый полицейский вытащил из кармана наручники и с помощью коллеги быстро защелкнул их у меня на кистях.

- Лучше не рыпайся, приятель, - посоветовал он. Я дернулся от страшной боли, а он, видимо, принял это за попытку сбежать.

- Пустите руку… никуда я не убегу.

Они отошли на шаг, но все смотрели на меня - сверху вниз. У них словно гора упала с плеч - наверное, и вправду боялись, что я на них брошусь. Я два раза глубоко вздохнул, хоть как-то унять боль в руке.

- Будет вести себя как шелковый, - заметил темноволосый. - Видишь, еле держится.

- Он попал в драку, - сообщил им доктор.

- Он так сказал, сэр? - Темноволосый засмеялся. Я взглянул на наручники, обхватившие мои кисти.

Не очень-то в них удобно… и унизительно.

- Что он сделал? - спросил доктор. Ответил рыжеволосый.

- Он… поможет нам провести расследование по делу о нападении на тренера, его бывшего босса, сейчас он лежит без сознания… и еще на одного человека, которому проломили череп.

- То есть убили?

- Так нам передали, сэр. Мы сами в конюшне не были, но говорят, там устроили настоящую бойню. Нас за ним послали из Клеверинга, туда его и отвезем - конюшня на территории нашего участка.

Быстро вы на него вышли, - удивился доктор.

- Да, - самодовольно согласился рыжеволосый.

- Кое-кто из наших поработал на славу. Полчаса назад в даремскую полицию отсюда позвонила какая-то женщина и описала его, а когда из Клеверинга по всем участкам передали сообщение об убийстве в конюшне, кто-то сравнил эти два описания. Нас сразу послали сюда - и оп-ля… у дверей стоит его мотоцикл, номер и марка - все сходится.

Я поднял голову. Доктор взглянул на меня. Он был расстроен и разочарован. Пожав плечами, он сказал усталым голосом:

- Вот и угадай, кто порядочный человек, а кто бандит. Мне показалось, что он… ну, не то, что обычный уголовник. А тут, оказывается… - Он отвернулся и поднял свой чемоданчик.

Этого я уже не мог вынести. Слишком долго я позволял людям презирать себя, даже не пытаясь защититься. И вот опять… Это была капля, переполнившая чашу.

- Я дрался, потому что на меня напали! выкрикнул я.

Доктор полуобернулся. Почему-то для меня было важно, чтобы он мне поверил. Не знаю почему.

Темноволосый полицейский, приподняв брови, объяснил доктору:

- Тренер конюшни был его хозяином, сэр, а убитый, насколько я понял, - богатый джентльмен, владелец лошадей, которых там тренировали. Об убийстве сообщил старший конюх. Он увидел, как Рок выскочил за ворота на мотоцикле, и ему это показалось странным - Рока только вчера уволили. Он пошел сказать об этом тренеру и застал его в конторе лежащим без сознания, а рядом - труп джентльмена.

С доктора было достаточно. Он, не оборачиваясь, вышел из комнаты. Кричать, доказывать, что ты не верблюд? Стоит ли?

- Идем, приятель, - сказал темноволосый. Они снова напряглись, глаза настороже, на лицах - враждебность.

Я медленно поднялся. Почему медленно? Да потому, что я был уже на пределе. Еще чуть-чуть, и я вообще не смогу подняться, а взывать к сочувствию, которого не будет… Нет уж, встану сам.

Конвоиры мои заметно ожесточились. Что удивительного, в такой ситуации, да еще в этой черной одежде, я, должно быть, казался им, как однажды выразился Теренс, ненадежным и немного опасным.

- Не волнуйтесь, - я вздохнул. - Вы правильно сказали, я буду вести себя как шелковый.

Но их, наверное, предупредили: идете арестовывать спятившего уголовника, который раскроил кому-то череп, поэтому они решили не рисковать. Рыжеволосый крепко схватил меня за правую руку выше локтя и подтолкнул к двери, а в коридоре темноволосый с той же яростью вцепился в меня слева.

По обе стороны коридора маленькими щебечущими группками стояли девушки. Я застыл на месте. Полицейские подтолкнули меня. А девушки стояли и смотрели.

Мне вдруг с кристальной ясностью открылся смысл старой поговорки «хочется сквозь землю провалиться». Последние остатки собственного достоинства восстали во мне против такой экзекуции: идти под конвоем полицейских сквозь строй молодых и красивых студенток. Будь вместо них мужчины, мне было бы легче.

Это, наверное, одно из тех впечатлений, которые не забываются - слишком сильно оно всколыхнуло душу. А впрочем, если человека часто таскают в наручниках на глазах у почтенной публики, может, он к этому привыкает?

Хорошо хоть я ни разу не споткнулся, даже на лестнице, - вид у меня и без того был жалкий. Полицейская машина, в которую меня безжалостно впихнули, показалась ниспосланным с небес прибежищем.