Дик Фрэнсис - 1979, Твердая рука

Из-под шарфа виднелись жесткие черные кудри, глаза были скрыты под темными очками, и основное внимание приковывали к себе губы, накрашенные ярко-красной помадой. Гостья держалась нерешительно и, казалось, не в состоянии была избавиться от нервной дрожи, которую не мог скрыть широкий желто-коричневый плащ. Она все еще надеялась, что я ее узнаю. Но лишь когда она с тревогой взглянула через плечо и я увидел на свету ее профиль, то понял, кто это.

Но даже тогда я неуверенно, словно боясь ошибиться, произнес:

- Розмари?

- Знаешь, - начала она и стремительно ворвалась в квартиру, как только я открыл дверь пошире. - Я непременно должна с тобой поговорить.

- Хорошо… входите.

Пока я закрывал дверь, она остановилась у зеркала и стала снимать шарф.

- Господи, на кого я похожа!

Я обратил внимание, что у нее трясутся пальцы и она не в силах развязать узел. Наконец она с негромким стоном вытянула шею, схватила шарф и сорвала его с головы. Вместе с шарфом слетел и парик с черными кудрями. Она тряхнула копной каштановых волос и сразу превратилась в Розмари Каспар, звавшую меня Сидом добрых пятнадцать лет.

- Боже мой, - повторила она, положила темные очки в сумку и достала бумажную салфетку, чтобы стереть излишки помады. - Мне нужно было прийти, мне нужно было прийти.

Я наблюдал за ее дрожащими руками и прислушивался к срывающемуся от волнения голосу. Я подумал, что видел немало людей в подобном состоянии с тех пор, как на меня обрушились невзгоды.

- Может быть, вы что-нибудь выпьете? - предложил я, зная, что она в этом нуждается. Увы, мой спокойный вечер у телевизора был загублен, и я мог только вздохнуть. - Виски или джин?

- Джин… тоник… что угодно.

Она не стала снимать плащ, проследовала за мной в гостиную и бессильно рухнула на диван, словно ее перестали держать ноги. Я поглядел ей в глаза, выключил звук у телевизора и налил полный бокал джина.

- Прошу, - проговорил я, подав ей бокал. - Итак, в чем проблема?

- Проблема! - она вспыхнула от возмущения. - Это куда серьезней.

Я налил себе джина и уселся с бокалом в кресло напротив нее.

- Я видел вас издали сегодня на скачках, - сказал я. - Проблема связана именно с этим?

Она отпила большой глоток.

- Да, черт возьми, связана. А иначе с какой стати я бы прокралась чуть ли не ночью в твою проклятую квартиру, напялив этот гнусный парик, если спокойно могла подойти на скачках?

- Ну, и почему же?

- Потому что я меньше всего на свете хотела, чтобы меня видели говорящей с Сидом Холли.

В далеком прошлом я пару раз ездил на лошадях ее мужа. В те времена, когда был жокеем: достаточно легким для скачек флэт [1] , но недостаточно опытным для стипль-чеза [2] . В те времена - еще до успехов, славы, падений, сломанных рук и прочего - с жокеем Сидом Холли она всегда могла заговорить на людях. Но к Сиду Холли, недавно ставшему чем-то вроде частного детектива, она явилась в темноте, дрожа от страха.

Наверное, ей сейчас сорок пять, предположил я, впервые задумавшись о возрасте Розмари и поняв, что, хотя я был знаком с ней много лет, никогда пристально не вглядывался в черты ее лица. Ее строгая элегантность всегда производила на меня сильное впечатление. Немного восточные линии бровей и век, маленький шрам на подбородке, заметные морщины, сбегавшие от крыльев носа, показались мне чем-то новым.

Внезапно она подняла голову, широко раскрыла глаза и принялась внимательно изучать меня, словно тоже никогда раньше не видела. Я догадался, что ей пришлось многое переосмыслить. Я больше не был молодым парнем, которого она резким тоном наставляла, как вести себя на скачках. Теперь она начала относиться ко мне как к равному и пришла посоветоваться в трудной ситуации. Я уже привык к тому, что на меня стали смотреть по-новому, считать зрелым и деловым человеком. Иногда я сожалел об этом, но сознавал, что пути назад нет.

- Все говорят, - неуверенно произнесла она, - я имею в виду… в прошлом году я постоянно слышала… - она откашлялась, - что ты в этих делах здорово разбираешься. Но я не знаю… Я пришла к тебе, и это не имеет значения… Я хочу сказать… что ты жокей.

- Бывший, - уточнил я.

Она бросила неопределенный взгляд на мою левую руку, но воздержалась от комментариев. Ей было известно все.

- Почему вы не скажете мне, что вам нужно? - недоуменно проговорил я. Если я не смогу помочь, то отвечу вам прямо.

Мысль о том, что я не смогу помочь, вновь вывела ее из душевного равновесия, и ее нервная дрожь усилилась.