Дик Фрэнсис - 1994, Дикие лошади

«Уход корнузлльского парня», - гласил он.

Мы снимали сцену повешения на следующее утро, в понедельник, в поделенном на части пустом стойле, смонтированном в доме наверху.

Монкрифф перекинул через скрещение балок веревку и сам повис на ней, проверяя прочность декорации, но благодаря монолитным шлакоблокам и мощным железным скобам, скрепляющим новые стены со старым полом, сооружение даже не дрогнуло, к зримому облегчению постановочного отдела. Устланные соломой бетонные плиты пола глушили гулкое эхо шагов, выдающее пустоту под ногами, погубившее ощущение реальности множества голливудских «дворцов», выстроенных, казалось бы, точно до последней балясины.

- Куда вы делись после нашего чрезвычайно короткого совещания прошлой ночью? - допытывался Монкрифф. - Говард искал вас по всему отелю.

- Неужели?

- Вы приехали в отель на машине, вы съели сэндвич, пока мы обсуждали сегодняшнюю работу, а потом исчезли.

- Разве? Ну, вот я здесь.

- Я сказал Говарду, что вы наверняка будете здесь сегодня утром.

- Огромное спасибо.

Монкрифф усмехнулся.

- Говард был встревожен.

- Хм… Ивонн уже здесь?

- Внизу, в гримерной, - с умильным видом кивнул Монкрифф. - Она такая красотка!

- Длинные белокурые волосы? Он кивнул.

- Как вы и заказывали. И все же где вы были?

- Неподалеку, - туманно ответил я. На самом деле я ускользнул от своих нянек, прошел кружным путем через Хит в конюшню, отметился у сторожа и сказал ему, что хочу спокойно поработать и если кто-нибудь меня спросит, то меня здесь нет.

- Так и скажу, мистер Лайон, - пообещал он, уже привыкнув к моим странностям, а я тихонько прошел в кабинет наверху и позвонил Робби Джиллу.

- Прошу прощения, что беспокою вас в воскресенье вечером, - извинился я.

- Я всего лишь смотрел телевизор. Чем могу помочь?

Я спросил:

- Достаточно ли хорошо чувствует себя Доротея, чтобы мы могли перевезти ее не во вторник, а завтра?

- Вы видели ее сегодня? Что вы думаете?

- Она сказала, что по-прежнему хочет переехать в частную клинику, и большая часть ее душевных терзаний уже позади. Но с медицинской точки зрения… ее можно перевозить?

- Хм…

- Она вспомнила многое из того, что видела в минуты нападения на нее, - пояснил я. - Она видела лицо нападавшего, но она не знает его. Она также видела нож, которым ее ранили.

- Боже, - воскликнул Робби, - эту штуку, похожую на кастет?

- Нет. Это был тот, которым пырнули меня.

- Господи!

- Так что, если можно, перевезите ее завтра. В частной клинике запишите ее под вымышленным именем. Она в опасности.

- Кровь и ад!

- Она вспомнила, что Пол остановил человека, ударившего ее ножом, и тем самым спас ей жизнь. Это ее успокаивает. Она удивлена. Она перенесла три ужасных потрясения, но я думаю, с ней все будет в порядке.

- Стойкая женщина. Не беспокойтесь, я позабочусь о ней.

- Отлично. - Я помолчал. - Вы помните, полиция брала у нас отпечатки пальцев, чтобы сравнить их с найденными в доме Доротеи?

- Конечно, помню. Они еще взяли отпечатки

Доротеи, ее подруги Бетти и мужа Бетти и сняли отпечатки пальцев Валентина с его бритвы.

- Там были еще и другие, которые они не смогли идентифицировать.

- Точно. Я полагаю, несколько. Я спрашивал своего друга из полиции, как идет следствие. Он ответил, что оно не сдвинулось с мертвой точки.

- Хм-м… - произнес я. - Некоторые из неопознанных отпечатков могут принадлежать О'Харе, а часть - Биллу Робинсону. - Я объяснил, кто такой Билл Робинсон. - И должны быть другие, ведь нападавший на Доротею не надел перчаток.

- Вы уверены? - затаив дыхание, спросил Робби.

- Да. Она сказала, что видела его руку, продетую в рукоять ножа. У него были грязные ногти.

- Господи Иисусе!

- Когда он явился в дом, он не ожидал застать ее. Он не собирался нападать на нее. Он пришел, чтобы вместе с Полом отыскать что-то, что могло быть у Валентина, и я полагаю, что он разнес весь дом в гневе и ярости, потому что ничего не нашел. Как бы то ни было, его отпечатки там должны быть повсюду.

Робби, сбитый с толку, спросил: -Чьи?

- Я скажу вам, когда буду уверен.

- Не дайте себя убить.

- Конечно, не дам, - отозвался я.

В назначенное время Ивонн поднялась наверх. Она соответствовала излюбленному боссами женскому образу - субтильная калифорнийка, ничего общего с настоящей, беззаботно смеющейся Соней.

В момент своей смерти Соня, согласно сообщениям самых консервативных газет, была одета в «красно-розовую атласную комбинацию», а если судить по словам тех, кто не прочь пощекотать нервы публики, «в блестящее алое мини с узенькими наплечными лямками и в изящные черные босоножки на высоких шпильках».