Дик Фрэнсис - 1994, Дикие лошади

Ничего удивительного, думал я, что самоубийство было поставлено под сомнение.

Ивонн, грезившая о призрачных любовниках, была одета в свободное белое платье, в американских журналах мод описываемое как «струящееся», то есть мягко обрисовывавшее то, что под ним было. По моей разработке, она также надела золотые серьги с жемчужными подвесками и длинное жемчужное ожерелье, почти достигавшее талии.

Она выглядела божественно неземной и говорила с техасским акцентом.

- Этим утром, - сказал я, - мы будем снимать сцены в должной последовательности. Скажем, так. Сначала вы входите через вот эту треснувшую дверь. - Я указал на дверь. - Подсветка будет с той стороны. Я хочу, чтобы, когда Монкрифф все подготовит, вы встали в дверном проеме и поворачивали голову, пока мы не скажем «стоп». Вы должны будете запомнить это положение и во время съемок повернуть голову именно так, и тогда мы получим прекрасный драматический эффект. Вы входите, но смотрите назад. О'кей? Полагаю, роль свою вы знаете.

Она посмотрела на меня прозрачным взглядом - широко открытые глаза, ни проблеска ума: прекрасно для фильма, но никуда не годится для предварительных технических прогонов.

- Мне говорили, - промолвила она, - что вы сходите с ума, когда приходится переснимать сцену более трех раз. Это так?

- Именно так.

- Полагаю, мне лучше сосредоточиться.

- Милое дитя, - сказал я, подлаживаясь под ее акцент, - сделайте это, и я добьюсь, чтобы вы выступили в ток-шоу.

- «Сегодня в кадре»?

- Возможно.

Несравненные фиалковые глаза затуманились раздумьем, и она тихо отошла в сторону, углубившись в изучение сценария.

Наметив цель, мы продолжили работу. Когда Монкрифф наконец объявил, что доволен размещением подсветки, мы поставили Ивонн в дверном проеме и дюйм за дюймом смещали ее, пока свет снаружи не пронзил ее тонкое струящееся платье, вырисовывая очертания тела для размещенной в «стойле» камеры. На мой вкус, она была слишком плоскогрудой, но вполне вписывалась в образ обитательницы мира грез, как я и надеялся.

- Иисусе! - пробормотал Монкрифф, глядя в глазок камеры.

Я спросил:

- Можешь подать блеск на ее серьги?

- Ты что-то мало требуешь!

Он установил точечную лампу - лампочку, как сказал он, имея в виду чрезвычайно малую световую точку, - чтобы выявить мерцание серег.

- Отлично, - сказал я. - Все готовы? Проводим репетицию. Ивонн, не забывайте: вас преследует домогательствами земной мужчина в отличие от призрачного любовника - земля и небо. Вы смеетесь над ним в своих мыслях, хотя и не показываете этого открыто, поскольку у него есть власть сделать жизнь Нэша - то есть жизнь вашего мужа по фильму - чрезвычайно сложной. Просто представьте, что вас преследует человек, которого вы презираете как мужчину, но с которым не можете быть грубой… Ивонн хмыкнула:

- Зачем представлять? Я встречаю таких каждый день.

- Держу пари, - полной грудью выдохнул Монкрифф.

- Тогда все нормально, - сказал я, стараясь не засмеяться. - Начинаем прогон. Готовы? Ну… - пауза, - начали!

Со второй репетиции Ивонн сделала все совершенно правильно, и мы дважды сняли эту сцену, оба дубля были приняты.

- Вы куколка, - сказал я ей. Ей это понравилось, тогда как Сильва сочла бы это домогательством или оскорблением. Мне нравились любые женщины; я просто открыл, что, как и с актерами-мужчинами, следует просто принять их взгляд на положение вещей в мире, а не бороться с ним, и это чертовски экономит время.

В следующей сцене Ивонн, ведя разговор с мужчиной за кадром, сообщает, что она обещала приготовить пустующее стойло для лошади, которую вскоре должны привезти. Но она только сейчас вспомнила об этой работе, а ее следует сделать сейчас, прежде чем Ивонн присоединится к вечеринке, которую устраивает ее муж после возвращения домой со скачек.

Она говорит, что так глупо было прийти сюда, где так грязно, в белых туфельках. Не может ли он помочь ей передвинуть платформу с тюками сена, ведь он - взмах ресниц - настолько больше и сильнее, чем хрупкая Ивонн?

- Ради нее я лег бы и умер, - сказал Монкрифф.

- Он более или менее это и сделал.

- Как цинично! - осудил меня Монкрифф, устанавливая лампы в верхней точке, между балками.

Я отрепетировал с Ивонн сцену, где она осознает, что мужчина задумал овладеть ею против ее желания. Мы проследили удивление, беспокойство, отвращение - и насмешку, опасную насмешку. Я уверился, что она понимает и наполняет личными чувствами каждый шаг.