Морис Леблан - Графиня Калиостро

Он нежно шептал:

— Не печалься, любимая моя! В нашем возрасте жизнь так прекрасна, и будет еще прекраснее, когда мы преодолеем все, что стоит на пути к нашему счастью. Не плачь!

Она вытерла слезы и попыталась улыбнуться, глядя ему в лицо. Он казался ей воплощением мужества. Его энергичное лицо, правда, слегка портила насмешливая складка у рта, но глаза блистали искренней радостью и весельем. От всей его гибкой фигуры исходило ощущение мальчишеской лихости и задора.

— Рауль, Рауль, — повторяла она с глубокой грустью, — ты смотришь на меня, но я знаю: мысли твои где-то далеко! Ты уже не думаешь о том, что сейчас произошло между нами. О чем ты размышляешь, Рауль?

— О твоем отце.

— О моем отце?

— Да, о бароне д'Этиг и его гостях. Не возьму в толк, как немолодые люди, с таким жизненным опытом и положением в обществе, могут тратить время, убивая птиц на скалах Нормандии.

— Они находят удовольствие в охоте.

— Ты так считаешь? А вот я ужасно заинтригован и с трудом могу поверить, что сейчас, в тысяча восемьсот девяносто четвертом году… Надеюсь, ты не обидишься?

— Говори же, мой любимый!

— У них был такой вид, словно они играют в заговор. Да, это звучит довольно странно, но мне кажется, что все они — маркиз де Рольвиль, Матье де ля Вопальер, граф Оскар де Бенто, Ру д'Этьер и другие — самые благородные сердца и самые древние гербы Нормандии — втянуты в какой-то страшный, чудовищный заговор.

Кларисса скорчила насмешливую гримаску и надула губки:

— Ты говоришь глупости, милый!

— А ты так плохо слушаешь меня, что не принимаешь всерьез даже самые веские доводы, — промолвил Рауль. Теперь он был убежден в том, что она ничего не знает о готовящемся преступлении. Как мне убедить тебя, что сказать?

— Слова любви, Рауль!

Она притянула его к себе, и он страстным поцелуем обжег ее губы.

— Вся моя жизнь наполнена любовью к тебе! И если где-то в глубине души притаились другие заботы, то лишь о том, как покорить тебя всю без остатка и навсегда. Но стань же на минуту взрослой, Кларисса… Допустим, твой отец — действительно заговорщик. Он арестован, приговорен к казни, и вдруг являюсь я и спасаю его. Разве после этого он посмеет мне отказать?

— Он уступит и так, дорогой!

— Нет, никогда!

— Но ведь у тебя тоже есть звучное имя — Рауль д'Андрези!

— Д'Андрези — это девичья фамилия моей матери, которая вернулась к ней, только когда она овдовела. На этом настояла родня, считавшая ее брак с моим отцом трагической ошибкой.

— Но почему? — Это неожиданное признание ошеломило Клариссу.

— Почему? Да потому, что мой отец был для них всего лишь жалким плебеем. Кроме всего прочего, он был очень беден и служил преподавателем… но преподавателем чего? Гимнастики, фехтования и бокса!

— Как же тебя зовут на самом деле?

— Мое имя весьма банально, моя бедняжка: Арсен Люпен…

— Арсен Люпен?…

— Да, звучит совсем не блестяще. Ты не находишь, что лучше было бы изменить его?

Кларисса выглядела сраженной. Как бы его ни звали — для нее это не имело ни малейшего значения. Но барон… Частица «де» в его глазах была непременной принадлежностью будущего зятя. Все же Кларисса пролепетала:

— Тебе не следует отказываться от фамилии отца. В том, что он был скромным учителем фехтования, нет ничего постыдного.

— Ну, конечно! — он рассмеялся с какой-то вызывающей дерзостью. — Клянусь тебе, я прекрасно усвоил его уроки бокса. Быть может, у моей матери были причины отказаться от этого превосходного человека, но это касается ее одной и никого больше.

И он в новом порыве страсти сжал в объятиях Клариссу, потом отстранился и продолжал:

— Смейся же, моя девочка, смейся, ведь это так забавно! Арсен Люпен или Рауль д'Андрези — какая разница? Главное — добиться успеха в жизни! И я его добьюсь! Рауль д'Андрези станет генералом, профессором или послом, даже если Арсен Люпен окажется неудачником. Так установлено, предрешено, предназначено судьбою. Стальные мускулы и отлично устроенная голова! Хочешь, я пройдусь на руках? Или пронесу тебя, высоко подняв над головой? А хочешь, я сниму с тебя часы так, что ты нипочем не заметишь? Но что за вздор я несу… Лучше я наизусть почитаю тебе Гомера на древнегреческом и Мильтона на английском… Боже, как прекрасна жизнь! Рауль д'Андрези, Арсен Люпен — две маски, два лица одной и той же статуи. Верь, меня ждет слава — солнце живых!

Рауль замолк. Могло показаться, что ему стало неловко от собственного порыва. Он обвел маленькую тихую комнатку взволнованным взглядом: он нарушил покой этого жилища и чистую совесть девушки… Но тотчас — один из причудливых и неожиданных поворотов настроения, составляющих очарование его натуры, — он опустился перед Клариссой на колени, заговорил очень серьезно: