Арнольд Беннет - «Великий Вавилон»

— Я питаю величайшее уважение к мисс Раксоль, — сказал принц, взглянув в глаза отцу девушки.

— Вы оказываете нам большую честь, принц. Однако перейдем к делу. Прав ли я, предполагая, что у вас есть причины не допускать вмешательство полиции в это дело, если это окажется возможным?

— Да, — сказал принц и нахмурился. — Я очень боюсь, что мой бедный племянник по собственной глупости попал в беду, оглашения которой он бы не желал.

— Так вы не верите, что он стал жертвой гнусной интриги?

— Нет, не верю.

— Могу ли я узнать почему?

— Мистер Раксоль, мы говорим с вами по секрету, не так ли? Несколько лет тому назад мой безрассудный племянник имел историю… историю с одной звездой Берлинского театра. Как мне кажется, дама эта могла бы быть настоящим образцом добродетелей, но когда в деле замешан владетельный принц, то уж никак не избежать скандала. Я думал, с этим делом покончено, особенно когда узнал, что предстоит объявление о помолвке моего племянника с принцессой Анной Экштейн-Шварцбургской. Но вчера я видел вышеупомянутую даму. Это совпадение — то есть ее присутствие здесь вкупе с исчезновением моего племянника — слишком знаменательно, чтобы с ним не считаться.

— Но в чем же эта теория касается убийства Реджинальда Диммока?

— Она его нисколько не касается. Мое мнение таково, что убийство бедного Диммока и исчезновение моего племянника совсем не связаны, если только эта берлинская актриса и впрямь не содействует убийцам. Об этом я как-то не думал.

— В таком случае что же вы предлагаете делать сегодня?

— Я предлагаю войти в дом, куда вчера ночью вошла мисс Раксоль, и поискать там какие-нибудь улики.

— Я согласен, — сказал Раксоль, — и буду от души рад помочь вам. Но позвольте мне заметить, принц, — и извините, что я говорю вам это напрямик, — что ваша догадка не верна. Я готов держать пари на сто тысяч долларов, что принц Евгений был похищен.

— Какие основания заставляют вас держаться такого мнения?

— Ах, это длинная история, — сказал Раксоль. — Позвольте мне начать с вопроса: известно ли вам, что ваш племянник, принц Евгений, имеет миллион долга?

— Миллион долга! — вскрикнул принц Ариберт в удивлении. — Это невозможно!

— Однако это так, — спокойно заметил Раксоль и рассказал все, что сам узнал от Симпсона Леви. — Что вы на это скажете? — в заключение спросил он.

— Только то, что Евгений погиб, даже если он и жив еще.

— Вовсе нет! — весело возразил Раксоль. — Вовсе нет. Это мы еще посмотрим. Теперь же мне необходимо узнать от вас следующее: не добивался ли кто-нибудь ранее руки принцессы Анны?

— Да. В прошлом году король Боснийский просил ее руки, но был отвергнут.

— Почему?

— Потому что мой племянник был для нее более подходящей партией.

— А не потому, что личные качества его величества короля Боснии оставляли желать лучшего?

— Нет. К несчастью, в нынешнее время вопрос о личных качествах не принимается в расчет, когда речь идет о браках царствующих особ.

— Значит, если бы почему-либо брак принцессы Анны с вашим племянником расстроился, то у Боснийского короля появились бы большие шансы?

— Несомненно. С политической точки зрения его кандидатура была бы вполне удовлетворительна.

— Благодарю вас, — сказал Раксоль. — Я могу поставить сотню тысяч долларов на то, что кто-нибудь в Боснии — не обвиняю самого короля — является вдохновителем всего этого дела. Способы балканской политики всегда имели полувосточный характер. Ну, пойдемте.

— Куда?

— К тому дому, где начались приключения Неллы.

— Но ведь еще слишком рано.

— Это правда, и, кроме того, нам необходимо запастись кое-какими вещами, например, фонарем с темным стеклом. Я думаю, мне следует сейчас же пойти и раздобывать его.

— И револьвер, — посоветовал принц Ариберт.

— Разве дело дойдет до револьверов?

Миллионер усмехнулся.

— Может дойти.

— Ну так вот он, мой друг, — сказал Раксоль, вынимая револьвер из кармана. — А ваш?

— У меня револьвер вашей дочери.

— Ах, черт возьми! — пробормотал Раксоль едва слышно.

Была половина десятого. Они решили, что начинать операцию раньше полуночи было бы недальновидно. Оставалось еще три часа.

— Пойдемте понаблюдаем за игрой, — предложил Раксоль. — Так мы можем, пожалуй, встретить берлинскую даму.

Это предложение сначала было сделано несерьезно, но ничего лучшего не оставалось, и они решили провести оставшиеся до полуночи часы в пышных салонах курзала, где во время сезона выигрывается и проигрывается столько же денег, что и в Монте-Карло. Было десять, когда они входили в игорные залы. Публики было много, в том числе лица, слава которых гремела на всю Европу. В этой разношерстной компании все были равны. Электрический свет холодно и равнодушно светил на правого и неправого, на мошенника и на обманутого, на европейца и азиата. По обыкновению, женщины занимали лучшие места за столами. Зрелище это было достаточно привычно для принца Ариберта, который часто наблюдал игру в Монако, но Теодор Раксоль никогда еще не входил ни в один европейский игорный зал; он имел лишь смутное представление о правилах игры и сразу заинтересовался. Некоторое время они наблюдали игру за ближайшим к ним столом. Раксоль не открывал рта. С глазами, прикованными к столу, навострив уши, он брал свой первый урок в рулетку. Он видел, как молодой человек, почти еще мальчик, выиграл пятнадцать тысяч франков, которые тут же самым наглым образом украла у него нарумяненная молодая женщина; видел, как два пожилых игрока поставили и, проиграв, тихо побрели вон из залы, — на его глазах банк выиграл пятьдесят тысяч франков в один тур.