— Я честен и откровенен, — сказал я. — Если бы я что-нибудь знал, то…
В наружную дверь трижды отрывисто постучали костяшками пальцев. Стук не успел еще затихнуть, как в руке Морелли оказался пистолет. Его глаза рыскали, казалось, во всех направлениях сразу. Словно из глубокого колодца, донеслось его металлическое рычание:
— Что это?
— Не знаю. — Я приподнялся и кивнул на пистолет в руке Морелли: — Теперь вы здесь хозяин.
Пистолет был направлен точно мне в грудь. В ушах у меня отдавался собственный пульс, губы пересохли.
— Пожарной лестницы здесь нет, — сказал я и протянул левую руку к Норе, сидевшей на другом краю кровати.
Стук в дверь повторился, и низкий голос произнес: «Откройте. Полиция».
Нижняя губа Морелли поползла вверх, зрачки сузились.
— Ах сукин ты сын, — медленно, будто жалея меня, процедил он.
Снаружи в замок вставили ключ.
Левой рукой я толкнул Нору, свалив ее на пол по другую сторону кровати. Подушка, которую я правой рукой швырнул в Морелли, казалась невесомой, она проплыла по воздуху медленно, как листок папиросной бумаги. Ни один звук в мире ни до, ни после того не казался мне таким оглушительным, как звук выстрела Морелли. Когда я падал на пол, что-то ткнуло меня в левый бок. Я ухватил лодыжку Морелли и дернул на себя, валя его с ног; он молотил меня по спине пистолетом до тех пор, пока я не высвободил руки и не начал бить его, пытаясь попасть в нижнюю часть туловища.
Нас растащили вошедшие люди.
Минут пять потребовалось, чтобы привести в сознание Нору.
Она села, держась за щеку, и пошарила взглядом по комнате, пока не увидела Морелли, стоящего, с наручниками на руках, между двумя полицейскими. Лицо Морелли было слегка подпорчено — полицейские неплохо над ним поработали. Нора свирепо посмотрела на меня.
— Дурак чертов, зачем ты меня оглушил? Я знала, что ты его возьмешь, и хотела посмотреть.
Один из полицейских захохотал.
— Господи, — сказал он восхищенно, — вот это баба.
Нора улыбнулась ему и поднялась с пола. Разглядев меня, она перестала улыбаться.
— Ник, ты…
Я сказал, что вряд ли это что-нибудь серьезное, и откинул левую полу пижамной куртки. Пуля Морелли оставила у меня под левым соском царапину длиной дюйма четыре. Царапина была неглубокая, но сильно кровоточила.
— Крупно тебе повезло, — заметил Морелли. — Пара дюймов выше, и результат был бы другой.
Тот полицейский, что восхищался Норой, — крупный рыжеватый мужчина лет сорока восьми — пятидесяти, в сером, не очень хорошо сидевшем костюме, — хлопнул Морелли по губам.
Кейсер, управляющий «Нормандии» — я сгоряча не заметил его, — сказал, что вызовет доктора, и пошел к телефону. Нора побежала в ванную за полотенцем.
Приложив полотенце к ране, я лег.
— Все в порядке. До прихода доктора можно не беспокоиться. Как случилось, что вы с людьми оказались здесь?
Полицейский, отвесивший Морелли оплеуху, пояснил:
— У нас были основания считать, что члены семьи Вайнента будут встречаться здесь с его адвокатом, поэтому мы решили, что будем приглядывать за этим местом на тот случай, если Вайнент вдруг объявится. А сегодня утром парень из гостиницы, который и был нашим временным наблюдателем, позвонил нам и сообщил, что вот этот птенчик залетел сюда; мы прихватили мистера Кейсера и поднялись, к счастью для вас.
— Да, к великому счастью, а то, глядишь, я бы пулю не схлопотал.
Полицейский пристально и с подозрением посмотрел на меня. Глаза у него были светло-серые и какие-то водянистые.
— Этот птенчик, он что, ваш друг?
— Впервые его вижу.
— А чего он от вас хотел?
— Он хотел сообщить мне, что не убивал Вулф.
— А вам это зачем?
— Незачем.
— А почему тогда он пришел именно к вам?
— Не знаю. Спросите у него.
— Я спрашиваю вас.
— Спрашивайте на здоровье.
— Тогда я задам другой вопрос: вы собираетесь возбуждать дело из-за того, что он стрелял в вас?
— Пока не могу сказать. Может быть, это произошло случайно.
— Ладно. Времени у нас много. Похоже, нам придется задать вам гораздо больше вопросов, чем вы предполагаете. — Полицейский повернулся к одному из своих четырех спутников. — Будем обыскивать номер.
— Без ордера — нет.
— Это вы так считаете. Энди, иди сюда. — Они начали обыск.
Вошел доктор — жалкий бесцветный человечек, страдающий насморком, покудахтал и посопел над моей царапиной, остановил кровотечение, наложил повязку и заявил, что если я пару дней полежу, то можно нисколько не беспокоиться. Его никто ни о чем не спросил. Осмотреть Морелли полицейские ему не позволили, и он ушел. Такой же бесцветный и сморкающийся.
Читать дальше