Раймонд Чандлер - Леди в озере. Худой человек. Выстрел из темноты

— Она всего-навсего ребенок, Ник.

— Ну так что же? — спросил я.

Мими улыбнулась.

— Дорис, не пора ли тебе одеваться?

Дороти сердито повторила, что не понимает, почему она должна проводить сегодняшний день у тети Алисы.

Йоргенсен повернулся, обращаясь к жене:

— Миссис Чарлз любезно предложила нам…

— Да, — вмешалась Нора, — почему бы вам не побыть у нас? К нам кое-кто придет. Может быть, очень весело и не будет, но… — фразу она закончила, покачав бокалом.

— Я бы с удовольствием, — медленно сказала Мими, — но, боюсь, как бы Алиса…

— Извинись перед ней по телефону, — предложил Йоргенсен.

— Давайте я, — сказала Дороти.

Мими кивнула.

— Будь с ней вежлива.

Дороти ушла в спальню. Казалось, все сразу повеселели. Нора, поймав мой взгляд, весело мне подмигнула, а я не мог ей ответить, потому что в этот момент на меня смотрела Мими.

— Ты на самом деле хочешь, чтобы мы остались? — спросила она.

— Конечно.

— Врешь, наверное. Уж не любил ли ты бедную Джулию?

— «Бедная Джулия», в твоих устах это звучит превосходно. Она всегда мне нравилась.

Мими снова положила ладонь на мою руку.

— Она разбила мою жизнь с Клайдом. Естественно, что тогда я ее ненавидела, но ведь это было давно. В пятницу, когда я пришла к ней, уже ничего против нее не имела. Ник, я увидела ее мертвой. Она не заслуживала смерти. Это ужасно. То, что я испытала, не имеет значения, это все в прошлом, а сейчас осталась только жалость. Именно это я имела в виду, когда сказала «бедная Джулия».

— Я не понимаю, что ты замышляешь, — сказал я. — Что все вы замышляете.

— Все вы… — повторила Мими. — Дорис…

Дороти вышла из спальни.

— Я все уладила. — Она поцеловала мать в губы и села с ней рядом.

Глядясь в зеркало — не испорчен ли рот? — Мими спросила:

— Она не обиделась?

— Нет, я все уладила. Что нужно сделать, чтобы дали выпить?

— Нужно подойти к столу, на котором стоят лед и бутылки, и налить, — сказал я.

— Ты слишком много пьешь, — заметила Мими.

— Я пью меньше, чем Ник. — Дороти подошла к столу.

— Ох уж эти дети! — покачала головой Мими. — Джулия Вулф тебе, наверное, очень нравилась?

— Ник, — позвала Дороти, — вам налить?

— Спасибо, — ответил я девушке, а потом сказал Мими: — Очень.

— Ты чертовски скрытный человек, — пожаловалась она. — Она нравилась тебе так же, как, например, я?

— Ты имеешь в виду те два дня, что мы убили вдвоем?

Мими разразилась искренним смехом.

— Достойный ответ, — сказала она и обратилась к Дороти, приближающейся к нам с бокалами: — Надо достать тебе костюм такого же голубого оттенка. Он тебе очень идет.

Взяв у Дороти один бокал, я сказал, что мне, наверное, пора идти одеваться.

Когда я вышел из ванной, Нора и Дороти были в спальне. Нора расчесывала волосы перед зеркалом, а Дороти, сидя на краю кровати, собиралась надеть чулок.

Нора послала мне в зеркале воздушный поцелуй. Выглядела она счастливой.

— Вы здорово любите Ника, правда, Нора? — спросила Дороти.

— Он старый греческий дуралей, но я к нему привыкла.

— Чарлз — не греческая фамилия.

— Чараламбидес, — пояснил я. — Когда мой старик перебрался в Штаты, парень, который регистрировал его на Эллис-Айленде, решил, что Чараламбидес — это слишком длинно, уж очень долго писать, и обстругал фамилию до Чарлза. Старику еще повезло, а то могли и Иксом назвать.

Дороти уставилась на меня.

— Никогда не поймешь, когда вы врете, а когда говорите правду. — Она принялась натягивать чулок, но остановилась. — Что от вас было нужно маме?

— Ничего. Хотела расколоть меня. Она хотела узнать, о чем ты рассказывала этой ночью.

— Так я и думала. И что вы ей сказали?

— А что я мог ей сказать? Ты же ничего не рассказала.

Дороти наморщила лобик, а потом сменила тему.

— А я и не знала, что у вас с мамой что-то было. Конечно, я была ребенком и, даже если бы заметила что-нибудь, все равно бы ничего не поняла, но я даже не знала, что вы друг с другом на ты.

Нора, улыбаясь, отвернулась от зеркала.

— Сейчас узнаем кое-что интересненькое. — Она махнула Дороти гребнем. — Продолжай, дорогая.

— Так вот, я не знала, — серьезно сказала Дороти.

Я спросил, вынимая булавки из свежевыстиранной рубашки:

— И что же ты знаешь теперь?

— Ничего, — тихо сказала Дороти и покраснела. — Но догадываюсь. — Она склонилась над своим чулком.

— Догадываешься, — рассердился я. — Ты дура и не умеешь не смущаться, когда на ум тебе приходят грязные мысли.