Майк Эшли - Новые приключения Шерлока Холмса (сборник)

– Значит, вы нашли его вдвоем? – уточнил Холмс.

– Да. Когда мы дошли до метеорита, то выяснили, что он упал в куст тимьяна. Он рухнул на растение с такой силой, что в теплом вечернем воздухе разлился резкий специфический запах растения.

– Ясно.

– Потом я поступил в университет и занялся наукой, – продолжил профессор Хардкасл. – А доктор Колумбайн продолжил свои астрономические изыскания. Тогда с ним и стряслась беда.

– Какая беда?

– Он стал жертвой какой-то странной болезни. Какой именно, я не знаю. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что, скорее всего, у него развилось заболевание мозга. В то время это было еще не так заметно. Правда, на лекциях он стал буйствовать еще больше, да и идеи начал высказывать совсем уж невероятные. Например, носился с планом постройки самого большого в мире телескопа. Хотел соорудить его на пике горы Сноудон в Уэльсе – там очень чистый воздух, и наблюдать за звездами гораздо удобнее. Колумбайн решил, что, построив телескоп поистине чудовищных размеров, он узнает, что же скрывается в самых сокровенных глубинах Вселенной.

– Ну, это можно объяснить бурной фантазией, а не только болезнью.

– Мы тоже думали, что он просто мечтатель. Он впадал в ярость, если его планы мгновенно не претворялись в реальность, и поначалу все считали, что это такое вот своеобразное проявление гениальности. Но вскоре всем уже стало ясно, что он попросту болен. Психически болен. Шли годы, и Колумбайн каждый месяц писал кому-нибудь из своих бывших друзей и коллег, требуя денег на осуществление своего проекта. Тон его писем становился все истеричнее. Ходили слухи, что доктор Колумбайн угрожал избить нескольких выдающихся ученых, если они не согласятся финансировать постройку его гигантского линзового телескопа. Пять лет назад я и сам получил от него письмо. Колумбайн писал, что лишит меня всего, что я люблю. А все потому, что я – вместе с другими учеными – лишил его того, чем дорожил он, – мечты о самом большом в мире телескопе.

– Совершенный безумец, – заметил я.

– Точно.

– Вы сказали, что получили это письмо пять лет назад, – решительно заговорил Холмс. – Вы ответили на него?

– Все его предыдущие письма с требованиями денег я просто проигнорировал. Но тут он перешел к прямым угрозам, и я сообщил об этом в полицию.

– И?

– Полицейские пытались найти доктора Колумбайна, но, как выяснилось уже позже, он к тому времени впал в полное ничтожество, спускал все деньги в питейных заведениях Уайтчепела и фактически не выходил из трактиров.

– И что же, полиции не удалось его обнаружить?

– Напротив. Три месяца спустя его труп выловили из Темзы. Тело так долго пролежало в воде, что опознать его смогли лишь по бирке химчистки на пальто ну и по именным карманным часам.

– И это, – Холмс выпустил облако дыма, – послужило неопровержимым доказательством того, что найденный в Темзе утопленник не кто иной, как доктор Колумбайн?

– В общем, да. Полиция решила именно так. Позднее его похоронили в братской могиле на кладбище Гринвича.

– И письма с угрозами сразу прекратились, – сказал Холмс. – Ну а доктора Колумбайна больше никто никогда не видел. Верно?

– Конечно! Он же был мертв.

– Так решила полиция.

– Ну да. А какие могли быть сомнения?

– Вообще-то поводы были. Вот ваш садовник, к примеру, сейчас подравнивает изгородь, и на нем ваши же сапоги. Если вдруг он очутится в Темзе в этих сапогах и опознать его будет невозможно, неужели полиция не решит, что это вы, профессор?

– Ну да… Это возможно, конечно… Но… Погодите-ка, а откуда вы знаете, что садовник носит мои сапоги? – Профессор Хардкасл удивленно выпучил глаза, скрытые стеклами пенсне, и повернулся к окну. В десяти ярдах от окна прилежно трудился садовник, мужчина лет пятидесяти или около того.

– Ваш садовник, – продолжил Холмс, соединив пальцы домиком, – недавно женился на хорошей женщине, во многом похожей на него самого, – оба они люди работящие и приветливые. Любят друг друга. Кроме того, сапоги, в которые сейчас обут садовник, вы когда-то носили сами.

– Разве? – Хардкасл пристально вгляделся в садовника. – И впрямь, мои старые сапоги! Наверное, жена, вместо того чтобы выкинуть, решила отдать их Кларксону. И, надо сказать, он и впрямь прекрасный, прилежный работник, беспрекословно выполняющий все наши просьбы. Но как вам удалось это узнать?

Холмс улыбнулся:

– Садовник никогда не наденет на работу такую дорогую обувь. Если бы он мог позволить себе пару таких сапог, то берег бы их, надевая лишь по воскресеньям. Кроме того, судя по тому, что он прихрамывает, сапоги ему явно малы. А вот вам, сэр, они несомненно были бы впору. Вы ведь носите седьмой размер?