Эмиль Габорио - Преступление в Орсивале

Эктор задумался; перед ним забрезжила надежда остаться в живых.

— Я разорился, — уныло отвечал он.

— И в этом все дело? В таком случае позволь тебе сказать, друг мой, что ты и впрямь сумасшедший. Разорился! Это несчастье, но в нашем возрасте еще можно успеть снова нажить состояние. Да и потом не так уж окончательно твое разорение, как ты говоришь, ведь у меня сто тысяч ливров ренты.

— Сто тысяч ливров…

— По меньшей мере: все мое состояние в землях, которые приносят не меньше четырех процентов дохода.

Треморель знал, что друг его богат, но не представлял себе, что богатство его так велико. Возможно, безотчетная зависть подсказала ему ответ:

— Ну и что? У меня было больше, а между тем я сегодня не завтракал.

— Несчастный! И молчишь об этом? Да, туго тебе пришлось. Пойдем же, пойдем скорее со мной.

И он увлек графа в ресторан.

Треморель скрепя сердце поплелся за другом, который только что спас ему жизнь. Он чувствовал, что его застигли в самом что ни на есть смехотворном и жалком положении. Если человека, который твердо решил застрелиться, внезапно окликают, он не прячет пистолет, а спускает курок. Среди всех его друзей лишь один любил его настолько, что не увидел в этом ничего смешного, лишь один был настолько великодушен, что не поднял его на смех.

Это был Соврези.

Но, очнувшись в отдельном кабинете перед изысканным столом, Эктор как-то вдруг расчувствовался. На него накатила волна той безудержной искренности, того безумного возбуждения, какое наступает вслед за спасением от неминуемой гибели. Он пришел в себя, помолодел, обрел свое истинное я. Он без утайки рассказал Соврези все, все: и о своем былом бахвальстве, и о том, как струсил в последний момент, об агонии, которую пережил в гостинице, о своей ярости, и о сожалениях, и об ужасе, выпавшем ему на долю в ломбарде…

— Ах, ты спас меня, — говорил он, — ты мой друг, мой единственный друг, мой брат!

Больше двух часов продлилась их беседа.

— Ну что ж, — сказал наконец Соврези, — давай подумаем о будущем. Ты хочешь на несколько дней исчезнуть — мне это понятно. Но нынче же вечером напиши несколько строк в газеты. Завтра я займусь твоими делами. В этом я разбираюсь и наперед, даже не зная еще, насколько они запущены, обещаю тебе, что в конце концов у тебя останется вполне приличное состояние: мы и кредиторов твоих удовлетворим, и для тебя деньги выручим.

— Но куда мне деваться? — спросил Эктор, которого пугала самая мысль об одиночестве.

— Куда? Черт побери, да я увезу тебя к нам, в «Тенистый дол». Разве ты не знал, что я женился? Ах, друг мой, я счастливейший человек на земле. Я женился по любви на самой красивой и доброй женщине в мире. Ты будешь нам братом… Пойдем же, моя карета ждет у ограды.

Папаша Планта смолк.

Пока он говорил, его слушатели не шелохнулись и не проронили ни слова. Лекок, следя за рассказом, предавался раздумьям. Он ломал себе голову над тем, откуда судье стали известны все эти столь точные подробности. Кто составил это ужасное жизнеописание Тремореля? Скользя взглядом по листочкам из папки, он видел, что они исписаны разными почерками.

Старый мировой судья тем временем продолжал:

— Берта Лешайю, которая благодаря неожиданному повороту судьбы стала госпожой Соврези, не любила мужа.

Дочка бедного деревенского учителя, которая когда-то в самых честолюбивых мечтах не смела заноситься выше места классной дамы в каком-нибудь из пансионов Версаля, теперь была недовольна своей участью.

Полноправная владелица самого красивого поместья в округе, окруженная всеми ухищрениями роскоши, располагающая огромным состоянием, любимая, обожаемая, она полагала, что достойна жалости.

Налаженная жизнь, полная спокойного счастья, чуждая тревог, лишенная потрясений, казалась ей отвратительно бесцветной. Все те же пресные удовольствия, чинно сменяющиеся в согласии со сменой времен года! Приемы гостей, выезды в свет, верховая езда, охота, прогулки в карете — вечно одно и то же! И в грядущем ее ждет то же самое.

Ах, не о такой жизни она мечтала! Она родилась для более ярких, более утонченных наслаждений. Она жаждала каких-то неведомых чувств и впечатлений, ей не хотелось знать, что принесет с собой завтрашний день, она грезила о неожиданностях, о внезапных переменах, о страстях, приключениях, да мало ли о чем еще!

Кроме того, Соврези с самого начала ей не понравился, и чем больше убеждалась она в своей власти над ним, тем сильнее становилось это тайное отвращение.