Жорж Сименон - Красный свет

Стиву оставалось сделать еще одно, значительно более важное, такое, что он дальше не мог откладывать. Он был спокоен. Ему необходимо сохранять самообладание.

Он доехал до автострады, даже не включив из любопытства радио, и в половине одиннадцатого остановился у полицейского управления. Одна из стоявших у входа машин — номерной знак Нью-Гэмпшира, но никаких других примет — несомненно, принадлежала инспекторам ФБР, которые привезли Сида Хэллигена.

Надо также приучить себя слышать это имя и мысленно произносить его. День был такой же погожий, как вчера, разве что чуть более душный; воздух подернут легкой дымкой, которая к вечеру могла превратиться в грозовые тучи.

Стив раздавил подошвой сигарету, поднялся по каменным ступеням подъезда и вошел в большую комнату, где один из полисменов допрашивал какую-то пару.

У женщины с размазанным по лицу гримом были ужимки и голос певички из кабаре.

— Лейтенант у себя?

— Проходите, мистер Хоген, я доложу.

Пока Стив шел к уже знакомому кабинету, о нем сообщили по селектору, и чья-то рука распахнула створки в тот самый момент, когда посетитель толкнул дверь.

Лейтенант Марри, явно удивленный тем, как держится Стив, пригласил:

— Заходите, Хоген. Я знал, что вы приедете. Не спрашиваю, хорошо ли провели ночь. Садитесь.

Стив покачал головой, посмотрел по сторонам и более глухим, чем обычно, голосом спросил:

— Он здесь?

Марри кивнул, все еще изумляясь самообладанию Стива.

— Могу я его видеть?

Лейтенант тоже посерьезнел.

— Сейчас увидите, Хоген. Но прежде всего присядьте.

Стив подчинился и выслушал его так же спокойно, как свою квартирную хозяйку и соболезнования м-с Кин.

Собеседник ясно это почувствовал и говорил без обычной категоричности, продолжая набивать трубку частыми ударами указательного пальца.

— Его привезли ночью, а утром препроводили в Хейуорд. Я не хотел говорить вам об этом вчера и надеюсь, вы на меня не в обиде. Лучше было сразу же провести опознание по всей форме. Через час инспекторы уедут с ним в Синг-Синг. Если бы опознание не состоялось утром, вашу жену все равно пришлось бы утруждать позднее и…

— Как она?

— Поразительно спокойна.

Стиву не удалось скрыть непроизольную улыбку, которая скользнула у него по губам и, видимо, озадачила лейтенанта.

— В шесть утра в больнице освободилась палата, и я распорядился перевести туда вашу жену.

— Кто-нибудь умер за ночь?

Очевидно, перемена, происшедшая в Стиве, была в самом деле разительна: не успевал от открыть рот, как Марри чуть ли не терялся.

Не ответив на вопрос, он в свой черед спросил:

— Был у вас вчера разговор с женой?

— Мы объяснились, — бесхитростно признался Стив.

— Я догадался об этом утром. Она выглядела успокоенной. Сначала я вошел в палату один, спросил, чувствует ли она себя в силах выдержать очную ставку. Из предосторожности врач все время находился в коридоре.

Вопреки моим ожиданиям, она не выказала никакой нервозности, никакого страха. Говорила так же непринужденно, как вы сегодня со мной.

«Это необходимо, лейтенант?»

Я ответил — да. Тогда она спросила, где вы. Я ответил, что вы еще спите, и это, кажется, порадовало ее.

Она сказала:

«Давайте побыстрей».

Я дал знак двум инспекторам ввести арестованного.

С момента ареста Хэллиген отрицал факт покушения, настаивал, что его с кем-то путают. В остальных, не столь тяжких преступлениях он сознался. Я этого ожидал. У дверей палаты он вскинул голову, нагло усмехнулся. В палате вызывающе смотрел на вашу жену. Она даже не вздрогнула, не изменилась в лице. Только прищурилась, чтобы получше разглядеть его.

— Узнаете этого человека? — спросил один из инспекторов ФБР.

Второй стенографировал ответы.

Она сказала только:

«Это он».

Хэллиген все время смотрел на нее с вызовом, а инспектор задавал вопросы, на которые ваша жена неизменно и четко отвечала — да.

Вот и все, Хоген. Очная ставка заняла меньше десяти минут. Репортеры и фотокорреспонденты ждали в коридоре. Когда Хэллигена вывели наконец из палаты, я спросил у вашей жены, можно ли их впустить, пояснив, что неразумно восстанавливать против себя прессу. Она ответила:

«Если доктор не возражает, пусть войдут».

Врач впустил только фотографов — и то на несколько минут, а репортерам запретил входить в палату и задавать вопросы.

Как видите, она держалась молодцом. Признаюсь, уходя, я не удержался и пожал ей руку.