Джон Пристли - Затемнение в Грэтли

Я узнал доктора Маргарет Энн Бауэрнштерн. Она не могла разглядеть нас, да, вероятно, и не хотела. Она просто отошла в сторону, движения её были медленными, машинальными, как у человека, изнемогающего от усталости. Откинув брезент, которым был завешен вход, мы вошли в сарай. Внутри горело несколько фонарей. Я увидел могучую фигуру инспектора, двух полицейских. Они на что-то смотрели и походили на людей, которым снится страшный сон. Через мгновение и мне показалось, что я вижу страшный сон. Передо мной на земле, среди мусора и тряпья, лежало тело Шейлы Каслсайд, ещё пахнущее тиной.

Вероятно, прошло не больше минуты, прежде чем инспектор заговорил со мной, но она показалась мне вечностью. Я успел припомнить во всех подробностях нашу беседу с Шейлой в спальне «Трефовой дамы» — казалось, с тех пор прошло много дней, а ведь это было часа три назад, — и её последние слова, милые, глупые и смешные, и как потом она обняла меня за шею и поцеловала.

С восемнадцати лет брошенный на фронт в предыдущую войну, я видел, как умирали люди. Да и не говоря уже о войне и некоторых исключительных событиях моей жизни, я и потом не раз видел близко смерть, потому что на крупных строительных работах в слаборазвитой стране всегда обильный урожай несчастных случаев. Но тут было совсем другое и гораздо более страшное. Когда погибли Маракита и наш мальчик, я в течение многих дней не помнил ничего — только те последние слепящие четверть секунды, когда я уже знал, что произойдёт нечто ужасное, и клял себя за преступное безрассудство. Потом я сразу уехал, и меня снова завертела жизнь. Мир больше не был, да и не мог быть тем прежним миром, в котором я, счастливый безумец, мчался со скоростью семидесяти миль в час. От этого, второго мира, где убивший своё счастье идиот остаётся жив, а женщина и ребёнок превращаются в кровавое месиво, я ничего хорошего не ждал, и всё-таки даже здесь мысль о возможности такого подлого удара как-то не приходила в голову. Но сейчас, ещё до того, как заговорил Хэмп, я спросил себя, нет ли тут и моей вины, не должен ли был я всё это предвидеть.

— Это случилось около половины двенадцатого, — сказал инспектор. — Один человек, который возвращался домой, видел и слышал, как машина свалилась в воду, и сообщил нам. Она была одна в машине и не могла выбраться.

— А из чего видно, что она пыталась? — спросил я.

— Доказательств нет, но… Вы предполагаете самоубийство?

— Нет, я даже уверен, что это не самоубийство. Никому не придёт в голову кончать с собой таким образом. Кроме того, она совсем не думала о самоубийстве. Мы с нею долго беседовали сегодня вечером в «Трефовой даме»… Что делала здесь доктор Бауэрнштерн?

— Она задержалась в больнице, и я застал её там и привёз, — пояснил инспектор. — Но, конечно, ничего уже нельзя было сделать… Наш полицейский врач заболел, лежит с температурой… А доктор Бауэрнштерн уже уехала?

— Нет, стоит там, за дверью, и сама похожа на мертвеца.

— Спасибо, — произнёс голос, который я в первый момент не узнал. — Я здесь, как видите, и готова отвечать на все ваши вопросы. Конечно, если инспектор Хэмп уполномочит вас допрашивать меня.

Инспектор, естественно, мог заметить, — да и кто бы этого не заметил? — что я ей неприятен. Он знал также, что у неё позади длинный утомительный день и что она взвинчена до крайности, и не хотел входить ни в какие объяснения. Я не осуждал его за то, что он промолчал.

Она подошла ближе и села на опрокинутый ящик. Это было как в замедленной съёмке. Я невольно подумал: «Похоже на сборище привидений».

Должно быть, и Хэмп ощутил нечто подобное и решил не поддаваться.

— Сержант! — загремел он вдруг. — Возьмите с собой этих двух парней и займитесь машиной. Фонари у всех имеются? Только смотрите, зажигайте не все разом. Захватите какие-нибудь мешки для окон. Да живей поворачивайтесь!

Так мы избавились от них. Сделав над собой усилие, я наклонился и внимательно посмотрел на мёртвую.

— Что, она там выпила в «Трефовой даме»? — спросил инспектор.

— Может быть, немного и выпила, но когда мы с ней простились в самом начале одиннадцатого, она была совершенно трезвая.

— Она не сказала, куда едет?

— Нет. И когда я уходил, около половины одиннадцатого, я искал её всюду, но её не было. Пришла она туда не со мной, но у нас был длинный разговор, и мне хотелось на прощание сказать ей ещё кое-что.

— Может быть, она уехала из «Трефовой дамы» и выпила где-нибудь в другом месте? — сказал инспектор хмуро. — Покойница, кажется, любила повеселиться?