Александр Асмолов - Шкатулка императора

Да, Машенька была игроком. Азартным и бесшабашным. И судьба хранила ее грешную душу, отводя бури и напасти, которых вокруг красивых женщин с авантюрными наклонностями всегда с избытком. Ей мало было размеренной жизни в достатке, потому что этот самый достаток был не определен. Милый Коленька, чья надежная спина, как каменная крепость, укрыла бы ее от всех бед сегодня, на завтра превратилась бы в тюремные казематы. Она это понимала и не торопила события. Надеялась, что в один прекрасный день что-то вдруг произойдет и все как-то разрешится само по себе.

Мужская интуиция и чутье опытного бойца тоже подсказывали Николаю самое простое средство. Ждать. Он даже представлял себя охотником на дикую ночную кошку, которая гуляет сама по себе. Ее бархатная черная шерстка сливается с мраком ночи, мягкие шаги бесшумны, и попусту она не показывает коготки. Чертовка так хороша, что может незаметно подкрасться и стоять в двух шагах за спиной вооруженного человека, наивно полагающего, что именно он охотник. Впрочем, настоящего охотника выручает дремлющее в повседневной жизни чувство опасности. Оно заставляет его в нужный момент оглянуться. Не раздумывая.

Вот и теперь ощущение было такое, словно Николай не видит готовящегося удара в поединке. Словно противнику удалось обманным движением юркнуть за спину, и вот-вот что-то начнется. Невидимый удар уже приближается, оттого-то и ноет что-то внутри, предупреждая об опасности. В настоящем бою мозг начинает перебирать все варианты развития событий с такой скоростью, что все внешние движения кажутся замедленными, растянутыми во времени. Куда там шахматисту, обдумывающему возможные шаги в сложной партии! В бою все значительно быстрее, потому что цена слишком высока. Жизнь.

Если позволяло время, ночная прогулка Николая проходила через Троицкий мост до станции метро «Горьковская», а потом он ехал до своих «Озерков». И маршрут этот был неслучаен, около половины второго ночи на Неве начиналось необычное действо – разводили мосты. Сначала Дворцовый медленно поднимал два освещенных пролета, – словно большая ночная птица, он пытался взмахнуть крылами, но замирал отчего-то на несколько часов в этой позе. Через десять минут за ним начинали разводить Троицкий мост. Он медленно поднимал свой единственный пролет словно огромную десницу, приветствуя кого-то невидимого в ночи. Далее, минут через пять, за ним поднимал огромную «клешню» Литейный. Это представление стальных гигантов всегда собирало множество любопытных, многие из которых наблюдали за величественным процессом отнюдь не впервые. Да и сам Николай видел это много раз, однако, пройдя Троицкий, он всегда замедлял шаг, чтобы полюбоваться на необычную картину.

Как-то он видел в Европе разводные мосты, но они были просто карикатурой на невские ночные забавы рукотворных гигантов. На Руси все так, с огромным размахом, но попусту. Американцы сделали бы из этого настоящее шоу и вставляли бы во все романтические фильмы, зарабатывая хорошие деньги. Так французы гордятся Эйфелевой башней, тиражируя этот символ миллионными изображениями во всех возможных вариантах. Да разве сравнить ее с гигантами, разводящими свои огненные руки над ночной Невой. Это просто живые исполины острова Пасхи, исправно выполняющие свое бесплатное шоу каждую ночь.

Расточителен русский народ, потому что всего у него много. А чего много, не ценится. Николаю было обидно за Питер, который больная фантазия какого-то доморощенного фотографа представила на конкурс одной похабной фотографией. На поднятом пролете моста краской нарисовали фаллос. А высокая комиссия присудила этому хаму первую премию. Кто-то нарочно поганит все русские символы, топчет его память, а все молчат. Почему так? Ведь такую красоту поискать – не найти, а из нее посмешище делают. Сто лет стоят мосты и работают, как часы. Мимо прошли революции и войны. Даже чужие имена к мостам не пристали. Время все смыло с них, как опавшие листья.

Народ стал расходиться, и через минут двадцать набережная опустела. Николай не торопился, все еще рассматривая поднятые пролеты мостов.

– Дядя, закурить не найдется, – неожиданно прозвучал за спиной у отставного офицера наглый голос.

Он обернулся. Человек шесть крепких молодых мужчин обступили его полукругом, прижав к парапету набережной. Ближе всех стоял невысокого роста парень лет двадцати пяти. На шее у него висел бело-голубой шарф болельщика спортивного клуба «Зенит». Его явно раздражала чистая светлая рубашка Николая.