Вадим Сухачевский - Причудливая Клио

«Глаза Васильцева уже обвыклись с полумраком, и он увидел два огромных трона, стоявших подле загадочного сооружения, и на этих тронах шевелилось что‑то явно живое. На одном троне восседало свиноподобное существо с огромной головой, одетое в наряд, который, не будь он так грязен, подошел бы какому‑нибудь оперному королю. Спереди и сзади у свиноподобного выделялись два неестественно больших полушария: спереди – брюхо, сзади – горб. Видимо, уродства служили тут чем‑то наподобие знаков аристократизма. На соседнем троне сидел некто неестественно высокий, с прямой спиной, черным, как асфальт, лицом, с руками невероятной длины, одетый в какой‑то языческий расшитый звездами синий балахон. Юрий догадался, что лицезреет монархов этого подземного мира – тех самых Короля Нищих и Императора Помоек, Луку и Фому, о которых не так давно рассказывал Домбровский.

Они взирали на Юрия, при этом не переставая зачерпывать из принесенной им банки квашеную капустку и вожделенно чавкая ею…»

[К слову, – о капустке. Конечно, монархи могли бы позволить себе и самую роскошную еду, но эта капустка в их царстве, вероятно, была символом некой, что ли, божественности, как амврозия у богов-олимпийцев.]

А вот описание моего второго сошествия в из Аид:

«Двойной трон монархов, Луки и Фомы, короля нищих и императора помоек, располагался по другую от Юрия сторону бассейна, только одеты монархи на сей раз были в римские тоги, и на головах у них сидели лавровые венки. В бассейне плескались какие-то наяды. Рядом стояла челядь, видимо, из числа самых приближенных, тоже одетая в тоги. Все это выглядело по‑римски величественно. Однако, приглядевшись, Юрий отметил, что вода в бассейне грязно‑желтоватая – ее, наверно, спустили из труб центрального отопления; что наяды престарелые и вислогрудые; что тоги приближенных сотворены из асбеста, которым утепляют те же трубы; в общем, вся эта роскошь была весьма второсортная. И только сами монархи были одеты в настоящие шелка – не иначе как их подданным удалось спереть для этого шторы из какого‑то дорогого ресторана.

Император, глядя на Васильцева из‑под тоги глазом, расположенным на животе, произнес:

– Nous vous accueillons à nouveau dans leurs possessions 14 14 Мы снова приветствуем вас в своих владениях ( фр. ). .

Юрий вспомнил, что здешним монархам полагалось говорить на языках всех народов, имеющих помойки и нищих, то есть, стало быть, на всех существующих и когда‑либо существовавших языках. Правда, во французском император был явно слабоват, но – noblesse oblige 15 15 Положение обязывает ( фр .). .

– Курмалы обала́, – добавил горбатый король то ли на этрусском, то ли на шумерском, то ли вообще на какой‑то придуманной ими тарабарщине.

– Ну а капустка где? – спросил император.

Юрий показал авоську. Она пошла по рукам, пока не достигла трона.

– С Центрального рынка? – строго спросил король.

– С Центрального. Полтора кила.

– Что ж, хорошо, хорошо…

Монархи стали поочередно засовывать руки в банку с капустой и с наслаждением чавкать. Челядь с завистью взирала на них.

Наконец они слегка насытились. Император поставил банку уже только с половиной «полутора кил» между собой и королем и сказал по‑русски:

– Да, капустка хороша, это ты, Васильцев, молодец. Ну а теперь к делу!..»

А вот уже новые Лука и Фома, на сей раз – накануне войны.

« На Луке был короткий пиджачок с жилеткой, в которой было аккуратно проделано отверстие для третьего глаза. Шею украшал галстук в горошек, на голову он успел надеть кепку, тоже весьма узнаваемую. Фома был в сапогах и в весьма узнаваемом френче. Лука при виде Васильцева прокартавил:

– В общем, вег’ной дог’огой идем, товаг’ищи!

Фома же проговорил с грузинским акцентом:

– Принес капустку? Это хорошо. Правильно поступил, товарищ Васильцев.

Вместе они минут пять уплетали капустку; тем временем и «Политбюро» уже потянулись к трону. Юрий понял, что вон тот, с козлиной бородкой, весьма смахивает на товарища Калинина, а тот, полный, с маленькими усиками, – ну чем не товарищ Жданов?

– Ну, что надо сказать? – спросил обладатель френча (шут знает, как его теперь следовало именовать) .

И недружно грянуло :

– Le Roi est mort, vive le Roi! Le Empereur est mort, vive le Empereur! 16 16 Король умер, да здравствует король! Император умер, да здравствует император! ( фр. ).