Сергей Лушников - Излом

Я прекрасно понимал Чуприну. С такой новостью пожаловать в дом председателя, помня слова полковника о суровом характере Хлебодаре – себе хуже. В древние времена за плохую весть могли и голову отсечь. Не решился сторож, смалодушничал, но я его не осуждал.

– Понятно, – произнес Тарасенко так, как будто подводя предварительный итог. А выходило одно – итог этот пока для нас малоутешительный. Надежда была на кинологов, которые возможно найдут след. А вот тогда можно будет и плясать от него. Главное – зацепиться, а моток уже смотаем, лишь бы нити не оборвались в самом начале. Мы знали, что преступление надо раскрывать по горячим следам, и первые часы много значат для поимки преступника.

Тем временем Нестор Ростиславович стал аккуратно перекладывать тело на спину.

Я в свою очередь тоже внимательно смотрел на тело Леонида Хлебодара. Бронзовая кожа, крупные черты лица. Физически крепок, вон какие развитые мышцы на руках и груди. Для своих семнадцати лет парень был крепким и сильным, голыми руками его не возьмешь. Нужна сила не меньшая. Стоит, пожалуй, призадуматься об этом. Но как бы мне не хотелось, мой взгляд все равно останавливался на трех ранах на теле парня. Кожа вокруг них была еще синей, а сгустки засохшей крови обрамляли раны, словно полипы. Одна из нанесенных ран была в область сердца, а две другие – в район печени и почек. Самые жизненно важные органы человеческого организма. Значит преступник… или все-таки преступники, принимая во внимания антропологические данные парня, физически были сильны и хорошо знакомы с анатомией тела, а, следовательно, обладают познаниями в медицине. Чем больше я здесь находился, тем все сильнее во мне утверждалось мнение, что мы имеем дело с изощренными убийцами, которые тщательно готовили свой смертельный удар. «Или все-таки убийца?» – метались мои мысли, словно на распутье.

Негода закончил осмотр, снял свои очки, потер переносицу. Я видел, как трудно для него далась вся процедура. Сдает старичок. Возраст. Тут уж ничего не поделаешь. Фотограф щелкнул еще, и стал перезаряжать аппарат.

– Вы закончили? – проявляя нетерпение, спросил Тарасенко.

– Последний снимок, товарищ полковник, – торопливо ответил фотограф, опускаясь на одно колено.

Нестор Ростиславович закрыл свой чемоданчик и двинулся к нам. Возвращались и кинологи со своими верными спутниками. Но мы обратили свой слух на тот жужжащий звук, раздаваемый несколькими минутами ранее. К сторожке подъехала еще одна «Волга».

– Прокурорские пожаловали, – сказал полковник, прищуривая свои кустистые брови. – Так, что ты, Нестор Ростиславович свои слова побереги для всех, чтобы дважды не повторяться. Видишь, кто пожаловал.

Наши отношения с «прокурорскими», как выразился Тарасенко, были вполне рабочими, нормальными. Делали мы общее дело и палки в колеса друг другу не ставили, да и дорогу то же не перебегали.

Еще издали я увидел, что к нам направлялись двое – главный прокурор – Заховайло Михаил Леонтьевич, с которым я был шапочно знаком, и следователь прокураторы – Мельник Ярослав Богданович. В отличие от Заховайло, с Ярославом Мельником мы пересекались по нескольким совместным делам. Старше меня на десяток лет. Характер у него вроде бы ничего, но как по мне иногда его заносит. Привык навязывать свои идеи, не считаясь с мнением других. Есть такой тип работников, которых можно встретить повсюду, и не только в наших силовых структурах. Но мне как-то удавалось миновать все рифы, созданные Мельником, и поэтому наши отношения были в норме, если можно так сказать. В наших кругах ходил слух, что кто-то из его родственников занимает высокий чин в республиканской прокуратуре. И потому к восхождению по карьерной лестнице Мельника относились со снисхождением. Этому факту я не придавал особого значения. А уже кто там стоит за его спиной, для меня так вообще вопрос второстепенный.

Заховайло, как и подобает по статусу подошел первым. Он был высок, широкоплеч, но при этом слегка сутулясь. Волосы давно седые и со времени нашей последней встречи стали чуть более длиннее. Кроме того, у него появилась болезненная тучность, но взгляд оставался все таким – же острым, как и раньше. Под стать Заховайло, Мельник не уступал ему в росте, и даже был чуточку выше. Смуглый и темноволосый, без единого намека на седину, с мягкими карими глазами. Он был одет в красивый костюм, который смотрелся как то неуместно среди всего происходящего.

Мы обменялись короткими рукопожатиями, и Тарасенко с Заховайло сразу отошли в сторону, и стали о чем-то перешептываться. Мельник же без всякого замешательства и робости стал рассматривать тело Леонида Хлебодара. Взгляд его был недолгим, и как мне показалось, в какой-то момент по его лицу пробежала тень, которую я принял как симптом нервозности. На его шее вздулись вены, и он подавил судорожный ком в горле, судя по тому, как дернулся его кадык. Молчал, понимал, что мельница теперь такая закрутиться, что не горюй.