Игорь Москвин - Находка на станции Стрельна

– Я все понимаю, – Путилин шумно опустился в кресло, – и прошу три дня, чтобы в течение них меня никто не беспокоил, – пришла очередь Ивана Дмитриевича указать пальцем вверх.

– Иван Дмитриевич, трех дней будет довольно? Вы же понимаете, что помимо Александра Александровича и Федора Федоровича найдутся доброхоты, которые доложат государю не в лестных словах о бездействии сыскной полиции.

– Достаточно.

– Тогда не смею вас отвлекать от поисков злоумышленников, – Семичев поднялся, надел фуражку, потом поправил ремень и, приложив руку к козырьку, сказал: – Честь имею!

Путилин откинулся в кресле, повернув голову в сторону окна. Настроение не давало повода для веселья.

«Что за служба? – чертыхнулся он. – Каждый раз одно и то же, словно кто-то ходит по пятам и учитывает только промахи, сделанные при расследованиях». Бог с ними, пронеслось и исчезло, а голова наполнилась мыслями о старике с Петербургской стороны.

Если за день до убийства кто-то сделал попытку ограбить Синицына, то почему сразу не прихватили вещи, шкатулку, серебро? Искали более ценное? И чтобы не привлечь внимания, взяли только незначительное? Нет, скорее всего, это были разные люди, и первые не нашли ценного. Но вот почему на следующий день взяли больше? Нашли? Были более удачливые? Значит, вторые не знали, что старик навестил околоточного. Загадка. Со счетов все-таки не стоит сбрасывать Петюню Голдыша, то есть ранее судимого крестьянина Ткаченко. В том, что он замешан в дело, нет сомнений.

Миша, переодетый в рваную поддевку и без рубахи, третий час мерз на улице возле дома Двойры Бройде. Вроде бы шел апрель, днем солнце пригревало так, что хотелось остаться в одной рубашке, а под вечер все менялось. Рядом находился трактир, из которого доносился запах перегретого масла, лука и чеснока, покосившееся крыльцо само говорило о нерадивых хозяевах.

Сыскной агент, взятый в помощь Жуковым, находился по другую сторону от дома скупщицы, чтобы иметь возможность видеть черный ход.

Ближе к полуночи Мише наконец улыбнулась изменчивая судьба, вышедшие из трактира два подвыпивших, небрежно одетых мужчины в разговоре упомянули имя «Петька». Жуков напряг слух и шатающейся походкой, насколько было возможно, приблизился к беседующим.

– А я, Гришка, все ж молодец, что не пошел вчера с Петькой на работу, – пьяно проговорил вышедший и, достав из кармана красненькую бумажку, похвалился: – Вот червонец мне отвалил, а мне больше не надо.

– Ты про Голдыша говоришь? – спросил тот, которого назвал собеседник Гришкой.

– Дак про кого еще?

– Моли бога, что не был с Петькой.

– А что?

– Не знаешь, куда тебя он звал?

– Не-а, – икнул безымянный.

– Тебе, Васька, повезло, – и Гришка понизил голос, приблизив лицо к уху собеседника, – что вчера в участке ночевал, не то вся полиция на ногах, убийцу ищет.

– Убийцу? – поперхнулся Васька, и хотя его не было видно в темноте, но даже Миша почувствовал, как тот побледнел.

– Вот так-то! Ты глазищи свои залил, кабы самому в участок внову тебе не попасть.

– Да что я? Я ж ничего…

– Оно так, а ты потом этим расскажи, что с Голдышем не был, а он, гад, ухлопал птичника с Мытнинской.

Васька присвистнул.

– За Петькой крови никогда не было…

– Не было, а ныне вот целая река. Говорят, чуть ли не на куски порезали старика.

– Да ты что? Вот он мне червонец и отвалил, видно большой куш там взял. То-то я только Петьку встретил, а других нету сегодня.

– Так он не один там был?

– Не, с ним еще двое. Помнишь, утром, на Сенной мы Кузьку Добрянского встретили в пальто новом, сапогах.

– Это какой Кузька?

– Тот, что любит трубку сосать. Я ж и удивился, что всегда потертый ходил, а тут пальто справное, сапоги кожаные, – и Васька покачал головой, то ли от зависти, то ли от досады, что на дело с Голдышем не пошел.

– Повяжут их, вот тогда радешенек будешь, что с ними не пошел.

– Да кто их повяжет? Участковые, что ли? Так они дальше своего носа ничего не видят.

– Говорили, Путилин приезжал.

– Ну, от него подальше надо быть, он, как конь, землю роет.

– Ты сегодня куда? – спросил Гришка.

– К Машке поеду, раз деньги появились. Давненько у нее не был.

– Ладно, Васька, а я к себе.

И собеседники разошлись в разные стороны.

Миша подозвал агента, чтобы тот помог доставить в сыскное Ваську, который так и не успел сообразить, как оказался в коляске, зажатый между двумя незнакомцами.

– Э, полегче, – попытался вырваться, но вновь был усажен на скамью, а один из незнакомцев, тот, что помоложе, прошипел сквозь зубы: