Павел Девяшин - Соколиная охота

– Я вижу, консоме «по-арсентьевски» пришелся вам по вкусу, милостивый государь мой, – заметил Вадим Сергеевич, поправляя затуманенное от горячего пара пенсне и отставляя в сторону свою тарелку, успевшую к тому времени показать дно.

– Иван Карлович, вам и правда понравилось? – почти одновременно с Нестеровым спросила мадемуазель Арсентьева и совсем по-девчоночьи наябедничала, – Многие не могут-с, им жжется! Алексей Алексеевич с Константином Вильгельмовичем даже не притронулись, говорят, диета воспрещает. А вот брат любят-с, они часто просят повара, чтоб беспременно покрепче. И меня с детства пристрастили, раньше тоже не могла, а теперь ничего-с, даже приятственно. Кроме того, невероятно полезно, правда, доктор? От такой крепости все бехтерии уходят-с!

– Бак-те-ри-и, сударыня моя, – поспешил поправить ее служитель медицины. – А в остальном вы совершенно правы-с, Софьюшка Афанасьевна. Бегут окаянные, точно с тонущего корабля мышки-с!

Девушка прыснула. Титулярный советник Нестеров, как видно, умел располагать к себе людей. Хорошее качество для врача. Всякому известно – добрый врач добрым словом лечит.

– Должен вам признаться, мадемуазель Софи, если мне будет позволено так величать вас, кушанье – достойно всяческих похвал! Оригинальное решение, здесь и французский дух, и русская удаль! – отозвался Фальк и с тем, чтобы продемонстрировать искренность своих слов, со вздохом принялся за добавку.

Бедная «Занозка», подумал он, заедая варево большущим куском хлеба. Понятно теперь, почему лохматое создание так спешно ретировалось.

Тут из дальнего конца стола раздался тихий елейный голосок тучного красноносого господина со смешной фамилией Мостовой:

– Полно, господа! Вас послушать, так лягушатники во всем наши учителя! Не извольте французить. Прошу, умоляю! Ну что за радость во всем им подражать? Известно ли вам, что я сейчас перед собой вижу? А, верней, кого? Так я скажу-с, отчего бы не сказать: вижу умных и образованных людей, талантливых, красивых. Умницы же вы, молодцы! Ну? Отчего, спрошу я вас, что ни блюдо, то Париж? Что ни вино, то Шампань?

Иван Карлович внутренне подобрался, он хорошо знал, что последует за этой репликой. Сейчас помянут русскую душу, вспомнят про грибочки, щи, забеленные сметаной, да не забудут про блины с красной икоркой. Заговорят о судьбах России.

Словом, разведут извечную борьбу Света и Тьмы, Западничества и Славянофильства. Вот только что из того Свет, а что Тьма, отставной штаб-ротмистр, сказать по чести, для себя пока еще не решил. Да и вряд ли это вообще решаемый вопрос. Без света нет теней, а без темноты невозможно познать, что есть свет. Такие или примерно такие вот беседы из века в век ведутся на Руси, в боярской ли горнице, на купеческом ли дворе, а ныне все больше в салонах да кабинетах, за столом и в комнатах для курения табаку. И только мужик, по-прежнему молча, сеет себе и пашет, давай ему Бог терпения.

Удивительно, но сладкоречивый Алексей Алексеевич продолжил говорить совершенно об ином:

– Вот вы, душенька моя, Софьюшка Афанасьевнушка, давеча приметили, что я от бульончика-то открестился, так пусть это не вводит вас на мой счет в заблуждение! Довольно только единого взгляда устремить на вашего покорного слугу, так сразу станет ясно, что я триклиний-то («триклиний» – древнеримское название столовой залы) сторонкою не обхожу и яствами заморскими навовсе не пренебрегаю! А совсем даже напротив, люблю, как говорится, и жалую. Да только жалую-то все больше не ваши, дорогой Вадим Сергеевич, французские угощения, ибо сие не страна – провинция-с, а самые что ни на есть подлинные итальянские разносолы. Особливо, господа, предпочтение свое отдаю я винам. О, знакомы ли вам чары сицилийских виноградников? Взять хотя бы пятнадцатилетнее янтарное «Пассито ди Пантелерия»…

– Сам император Коммод не постыдился бы такого напитка! Верно, Алексей Алексеевич? – ни к селу, ни к городу заметил хозяин особняка.

– Ваша правда, князь! Готов поклясться, этот божественный нектар не уступил бы и хваленому «Фалернскому»!

– Помилуйте, батюшка! – начал было Нестеров, но разошедшийся Алексей Алексеевич предупредительно вскинул свою пухлую ладошку.

– Погодите, сударь! Конца слушайте-с! Дайте докончить!..

Радуясь, что внимание окружающих целиком и полностью переключилось на раскрасневшегося, уж верно не от «Пассито ди Пантелерия», оратора, Фальк незаметно отодвинул от себя тарелку и позволил кому-то из слуг, крайне своевременно выросшему за спиной, наполнить бокал шампанским. Игристое вино сей же час радостно запенилось и забурлило, заиграло веселыми бликами в свете чадящих свечей. Неторопливо потягивая искристый напиток, Иван Карлович поочередно поглядел на каждого из присутствующих.