Сергей Юров - Убийство в имении Отрада

Хитрово-Квашнин подпер кулаком подбородок и устремил взгляд в окно, за которым уже темнело. Долго он оставался в таком положении. Наконец перевел глаза на Зацепина.

— Ну, Ардалион Гаврилыч, ступай к Извольскому. Пусть он всех соберет в столовой.

В столовой, освещенной свечами в высоких подсвечниках, было тихо. Разговоров почти не возникало, слышались лишь отдельные негромкие слова. Ужин едва начался, но дружного стука вилок и ножей не наблюдалось. Ели нехотя, и только Доможирова не изменяла себе. Она за обе щеки уписывала фаршированного грибами цыпленка, запивая его вишневой наливкой.

Хитрово-Квашнин съел кусочек отварной стерляди, выпил чаю и стал шептаться о чем-то с Зацепиным.

— Евстигней Харитоныч, не томи, — нарушил молчание хозяин дома. — Какая уж тут еда! Чует сердце, твое расследование подошло к концу.

— Что ж, это действительно так, — прозвучал ровный голос штабс-ротмистра, когда конфиденциальное общение с заседателем подошло к концу. Он встал и, опираясь на трость, медленно прошелся по столовой. — Итак, господа, вспомним обстоятельства убийства Матякиной… С ней покончили вчера утром между половиной десятого и десятью. В руке несчастной была обнаружена улика — носовой платок с вышитыми инициалами «А. М.». Монограмма принадлежит, несомненно, любовнице злодея. Находка эта значительно сузила круг подозреваемых. Убийцу следовало искать среди мужчин. Все говорило о том, что расправились с Лидией Ивановной с целью ограбления — пропало ожерелье, сорваны с ушей серьги, взят кошелек. Поскольку серьги с кошельком впоследствии обнаружились у господина Измайлова, он и стал главным подозреваемым. У него была возможность подняться в мезонин в указанное время. К тому же, мы знаем, как подполковник относился к Матякиной. Сказать, что он ее недолюбливал, значит, ничего не сказать. Он печется о благонравии, она же не была в этом плане примером для подражания. Но он ли убийца?..

— Я не убивал, — тихо проговорил Измайлов. — К чему мне какое-то ожерелье? Я состоятельный человек. А серьги с кошельком мне подбросили.

Хитрово-Квашнин не сделал по поводу этих слов никакого замечания. Он продолжал:

— Поднимался в мезонин и купец Ларин. По его словам, он зашел к Матякиной, чтобы сторговать то самое ожерелье…

— Истинно, так! — воскликнул Ларин, крестясь.

— Увидя окровавленную подпоручицу, лежавшую без движений на полу, он тут же ретировался. Из-за боязни быть заподозренным в убийстве, решил помалкивать о своем раннем визите. Но его заметили. Как заметили и нашего подъячего, когда тот спускался из мезонина.

Яковлев вздрогнул. Сидевшие в столовой заволновались, особенно женщины. Шушукаясь между собой, они во все глаза смотрели на побледневшего коллежского регистратора.

— Михаил Иваныч, почему ж вы мне солгали? — спросил Хитрово-Квашнин.

Подъячий, уставившись на графин с наливкой, произнес:

— Все верно, я заходил к Матякиной… Но, поверьте, только для того, чтобы одолжить ей лист гербовой бумаги. Если помните, она просила меня об этом в бильярдной… А солгал потому, что не хотел числиться в главных подозреваемых… Зашел к Лидии Ивановне, а там такое увидел, что не приведи Господь!.. Помню, даже ноги подкосились.

Хитрово-Квашнин снова прошелся по столовой и остановился за спиной Петина— младшего.

— Ваша очередь, Леонид Игнатич, объясниться.

— В чем, позвольте спросить?

— А в том, что в указанное время и вы поднимались в мезонин, и вы заходили к Матякиной.

Художник-самоучка вогнал голову в плечи и засопел. Присутствующие зашушукались вновь, поглядывая в сторону Петина.

— Говорила я тебе признаться Евстигнею Харитонычу, — послышался голос его супруги. — Не внял моим словам. Теперь вот сопи, красней!

— Был я у Матякиной, — со вздохом признался Петин. — Собирался отдать ей ее портрет, а она… она лежит на полу с разбитой головой!.. Понадеялся, что пронесет. Думал, никто не заметит, что побывал в мезонине.

— Никто и не видел вас, — сказал Хитрово-Квашнин. — Я понял, что вы поднимались к Матякиной в результате опроса подозреваемых… Ну, и наконец пришло время нашему стихотворцу держать ответ. Что заставило вас, Тимофей Александрович, заглянуть поутру к Матякиной?

Лицо Бершова приняло испуганное выражение. Он заерзал на стуле, не зная, куда деть свой единственный глаз.

— Откуда вы… То есть я хотел сказать… Да, отпираться не к чему. Пока супруга одевалась да прихорашивалась, я решил зайти к подпоручице, чтобы вернуть долг… Я был ее должником, понимаете?.. Но она была уже мертва… Боже мой!.. Выскочил из ее комнаты, не помня себя от ужаса!