Сергей Юров - Убийство в имении Отрада

Настал черед и Нестерова. В кабинете он вошел с хмурым видом, его привлекательное лицо осунулось и выглядело крайне усталым. Он сел в кресло и поднял равнодушные глаза на расследователя.

— Илья Евсеич, понятно, вам сейчас нелегко. Случилось ужасное несчастье, но все же благоволите ответить мне на вопросы, — сказал Хитрово-Квашнин.

— Я к вашим услугам, сударь.

— В котором часу вы отправились на утреннюю прогулку?

— Было что-то около девяти.

— Так… А теперь скажите, как вы относились к Матякиной?

— Как я мог к ней относиться? — Нестеров с грустью посмотрел на штабс-ротмистра. — Добрая и приветливая женщина, с которой было приятно общаться. Мы с ней никогда не ссорились.

— Вы где-то в половине десятого вернулись с прогулки. Между половиной десятого и десятью из мезонина спускалась Матякина. Не видели ее?

— В самом деле?.. Моя комната вторая справа от лестницы в мезонин. Если бы Матякина спускалась в момент моего возвращения с прогулки, я конечно бы увидел ее. Но она, видимо, спустилась вниз, когда я закрыл дверь на ключ и прилег отдохнуть.

— На первом этаже только у вас изолированная комната с отдельным входом?

— У Измайловых точно такая же, но справа от лестницы.

— В мезонин поднялись, когда началась беготня слуг?

Нестеров повел плечами и кивнул.

— Слышалось слово «убийство»! Решил узнать, в чем там было дело… Боже, какая дикость! Нет Матякиной, убита Клавдия!

Нестеров закрыл лицо руками.

— Извините, Илья Евсеич, ходят слухи, что вы, как бы это сказать повежливее, не совсем были верны жене.

Нестеров опустил руки и взглянул на Хитрово-Квашнина.

— Ошибки молодости, Евстигней Харитоныч. Знаете, когда женщины вешаются вам на шею, трудно сопротивляться искушению. Но все в прошлом. В последнее время мы жили с супругой дружно.

— Ну, «дружно» — это, видимо, преувеличение. Говорят, Клавдия Юрьевна перестала вам доверять.

— Досужие домыслы. Не обращайте на них внимания.

— А француженка? Та портниха, что переехала из Тамбова в Петродар.

— Адель Лебуасье?.. Мы с ней добрые друзья, только и всего… Ох, уж эти мне сплетни!

Хитрово-Квашнин отпустил Нестерова и проводил его взглядом до двери. Внешний облик высокого красавца, отметил он, портила лишь легкая сутуловатость.

— Порфирий, позови-ка сюда господина Бершова.

Войдя в кабинет, служитель муз упал в кресло и прикрыл единственный глаз ладонью.

— От этих убийств настроение ни к черту!.. Хорошо еще, что у корнетов не дошло до схватки… Бойцовые петухи, ни дать, ни взять!

Хитрово-Квашнин высыпал золу из трубки в мраморную пепельницу и не спеша стал набивать ее табаком из кисета, который вышила ему супруга и на котором красовались гербы Хитрово-Квашниных и Головниных.

— Да уж, настроение не из лучших — согласился он. — Праздник кончился, едва начавшись. Впереди суровые будни. Капитан-исправник Селиверстов отправился к месту злодеяния на объездной дороге. Мне предстоит разобраться с убийством Матякиной… Вы, Тимофей Александрович, как, вообще, относились к ней?

— Прекрасная женщина! У меня с ней сложились добрые отношения. Знаете, она умела слушать стихи. Бывало, заслушается и уронит слезу. Тонкая натура!

— Да, Лидия Ивановна была сентиментальна… Где вы ночевали?

— Во флигеле.

— А в котором часу встали?

— В половине девятого. Супруга еще спала, когда я вышел прогуляться. Она, знаете ли, любит у меня понежиться в постели. Такая соня, прости Господи, что если не разбудить, проспит до обеда! Вот и дочка старшая вся в нее, сова совой!

— В дом заходили после того, как оставили флигель?

— Зачем? В парк отправился. Посидел в беседке, помечтал, даже написал стих. Вот послушайте:

Гуляю по парку, дышу тишиной,

А день все сильней разгорается,

Но милая где— то, она не со мной,

И сердце слезой обливается

— Тимофей Александрович, не до стихов теперь, — перебил его Хитрово-Квашнин. — Приблизительно, в то же время в парке бродил купец Ларин, видели его?

— Разве? Не заметил. Знаете, когда поэта посещает муза, он теряет связь с окружающим миром.

— Был в парке и Анри Деверье.

— И француза не видел, — пожал плечами Бершов.

— В начале десятого с конной прогулки возвращался конюх Извольского. Тоже не заметили?

— Представьте, нет. Даже стук копыт не вывел меня из поэтического настроения.

Хитрово-Квашнин раскурил трубку, пустил вверх облачко дыма и спросил:

— Когда же вы ушли из парка?