Сергей Гордиенко - Капитан Проскурин Последний осколок Империи на красно-зелёном фоне

В Одессу со всех концов большевистской России под защиту германских и австрийских штыков бежала буржуазия. Город жил лихорадкой, переходящей в пир во время смуты, но днём было тихо и празднично. Одесса-мама блистала нарядными улицами, колоритными вывесками и кожаными меню ресторанов, до отказа заполненных разномастной публикой. В кондитерских Фанкони и Робина чистый русский язык слышался реже, чем на стамбульском базаре, а гостиница «Лондонская» была заполнена буржуазией со всех концов рухнувшей империи. Но с наступлением темноты, когда зажигались матовые шары электрического освещения, в разных концах города, сначала робко, на окраинах, начинали постреливать ружья и револьверы, к полуночи постепенно перемещаясь к центру, а ближе к рассвету на главных улицах взрывались гранаты и раздавались пулемётные очереди. Иногда шли настоящие бои. И так каждую ночь до предрассветных бликов южного солнца.

Первым завоеванием октябрьского переворота было освобождение уголовников из тюрем. Теперь они каждую ночь «трудились на благо революции». Последний градоначальник рассказывал как из одесских тюрем выпустили тысячи воров, грабителей, насильников и убийц. Остались в родном городе в такое «золотое» для них время, когда старая, опытная полиция, уничтоженная Керенским, сменилась народной милицией, набранной с бору да с сосенки из юнцов, доселе не державших оружия в руках. Поэтому с наступлением темноты жизнь в городе совершенно замирала: витрины и двери магазинов бронировались железными щитами, улицы пустели и лишь на мгновение оживлялись торопливыми экипажами из театра и синематографа, после чего даже Дерибасовская и Пушкинская превращались в молчаливые призраки без прохожих и огней в окнах. Золотой порой для бандитов были первые месяцы большевизма, когда они и пьяные революционные матросы были хозяевами города. Поджали хвосты лишь когда в Одессу вошла австрийская армия.

Когда я прибыл в город, австрийцы уже собирались уходить и не вмешивались в одесские дела. Солдат на улицах почти не было. Единственное, что напоминало об их присутствии – звуки сигнальной трубы, доносившиеся до моего «Кубанца» из портового здания, где расположилась их воинская часть. Бандиты вновь подняли голову. Но ни ночные грабители, ни налёты, ни стрельба со взрывами не мешали дневной Одессе жить праздником. Театры, рестораны, кабаки, кафе-шантаны, игорные дома и притоны ломились от публики, бросавшейся деньгами будто они потеряли всякую ценность. Все спешили насладиться жизнью или забыться от ужасов этой самой жизни.

Во всей Одессе я посещал лишь два семейства: контр-адмирала Ворожейкина и капитана 2-го ранга Перебаскина. У Перебаскина играли в бридж «по маленькой», а в полночь я возвращался на «Кубанец». Найти извозчика было нелегко. Они обычно ожидали у театров, фешенебельных ресторанов, притонов и ломили умопомрачительные цены. Мне пришлось разработать собственную тактику передвижения. Держался края тротуара подальше от подъездов и ворот. Если замечал силуэт, а хуже два или три, то переходил на другую сторону улицы и взводил курок револьвера. Если переходили на мою сторону, стрелял без предупреждения.

Ворожейкин жил довольно далеко от порта и путь мой на канонерку был долог. Иногда слышалась стрельба – «трудились» дети революции вроде Мишки Япончика. Но самым жутким отрезком пути был отрезок заключительный, когда я спускался в порт, скудно освещённый редкими фонарями и переполненный железнодорожными составами из пустых вагонов. Здесь я старался идти как можно быстрее, крепко сжимая в кармане рукоять револьвера. Успокаивался только когда слышал оклик часового у сходней «Кубанца».

Ноябрь 1918 был богат историческими событиями, которые тут же отражались в Одессе, калейдоскопом меняя её колорит. На улицах ещё можно было встретить громыхавщую окованными колесами по булыжной мостовой обозную австрийскую телегу с военным скрабом, как вдруг появились польские патрули, а газеты писали, что союзная эскадра прибыла в Константинополь и не сегодня-завтра будет в Одессе. Но самой радостной вестью, отозвавшейся пасхальным звоном в душах горожан, был договор с союзниками: покончив с Германией, они обещали разгромить большевиков и освободить от коммунистического ада свою верную союзницу Россию. И это не было слухом, рождённым в кондитерских Фанкони и Робина, в чём одесситы убедились, увидев в порту британский миноносец.