Сергей Гордиенко - Капитан Проскурин Последний осколок Империи на красно-зелёном фоне

– Голубчики, зачем «Лакриму»? Женское! – капризно возмутился Май-Маевский.

– Десертное, Ваше превосходительство.

За лагманом и жульеном последовало тушёное мясо кавурма со сливочным маслом, бульоном, овощным гарниром и утка под тестом, начинённая рисом и поджаренными внутренностями. На малом столе ожидал десерт – пахлава с грецкими орехами.

Братья усердно подливали вино и наблюдали за мной.

– Почему так мало пьёте, капитан? – наигранно возмутился Павел. – Не стесняйтесь! Отвыкайте от фронтовой баланды!

– На службе, господа. Охраняю Его превосходительство.

– Перестаньте! Здесь все свои! – возразил Владимир, наливая мне до краёв массандру. – Севастополь наш, Крым наш! За единую, неделимую Русь!

– Вы тоже много не пейте, – строго произнёс я. – Произведём осмотр снаружи.

– Увольте, капитан! – возмутился Павел.

А Май-Маевский смаковал каждым блюдом, часто вытираясь салфеткой. Съел половину пахлавы и запил полным стаканом «лакримы». Павел предусмотрительно принёс подушку с пледом и генерал тут же задремал на диване.

– Прошу, господа! – я указал на дверь и за порогом сразу пошёл в наступление: – Вас предупреждали, что дома нельзя проводить заседания комитета! Визит генерала не отменяет подозрений контрразведки!

– Кто Вы такой?! – возмутился Владимир, опуская руку в карман шинели.

– Товарищ! Ваш товарищ! Связной и прикрывающий. Субботин наврал, что я из охраны крепости. Служу у Астраханцева. Приказ наблюдать за вами! – братья не смогли скрыть испуг. – Подпольная работа совсем не то, что малярно-кровельная мастерская в Скопине! Лучше бы подтянул правописание! – я строго посмотрел на Павла. – Твои ошибки в донесениях как дополнительный шифр. Пьяный пишешь? Теперь писать будет Владимир! Закончил школу с отличием, так?

– Так.

– Один пишет, другой шифрует. Приказ!

– Мы не подчиняемся приказам связного.

– В городе я главный!

– Но у нас уже месяц нет связи, передатчик вышел из строя. Только листовки расклеиваем и готовим восстание.

– Поэтому прислали меня с передатчиком.

– Назовите пароль! – потребовал Владимир.

– Пароль меняется каждый месяц, а я до вас добирался целых три!

Братья переглянулись и едва заметно кивнули друг другу.

– С сегодняшнего дня никаких заседаний в квартире!

– Но мы редко…

– Часто! – Я показал на окурки под окном. – Закрываем городское подполье и уходим в лес.

– А как же восстание? Всё подготовлено!

– Отправляйте всех в лес! Срочно! Приказ ревкома Республики!

– Беги на Базарную! – приказал Владимир брату.

В первые два года большевизма Одесса пережила немало страдных дней, а по количеству пролитой крови не уступала Севастополю. Но революционными здесь были только экипажи двух кораблей – «Синопа» и «Алмаза». Особо зверствовали матросы «Алмаза», жестоко убивая офицеров и буржуазию, а «Синоп» всю гражданскую простоял в порту. Матросы за сумашедшие деньги охраняли еврейскую буржуазию города. «Алмаз» же пришвартовался ненадолго и сделался самым страшным застенком большевистских палачей, воспетым в революционной частушке «Яблочко»: «На «Алмаз» попадёшь – не воротишься».

В штабе украинского флота я ожидал увидеть хохляцкое: чубы, жупаны, ой лыхо Петрусь… Но штаб оказался чисто русским. На машинках щёлкали самые обыкновенные Иван-Иванычи без шаровар размером с Чёрное море, а в приёмной ожидали Михал-Михалычи в обычных флотских тужурках, кителях и чёрных выглаженных брюках. Беседы велись на чистейшем русском языке и лишь приказы печатались на украинском, для чего имелся переводчик.

Начальник штаба контр-адмирал Ворожейкин, добродушный и милейший человек, принял меня по-родственному. Расспросив о мытарствах, предложил место штаб-офицера для поручений и я немедленно согласился. В приёмной среди офицеров, ожидавших аудиенции, узнал капитана 2-го ранга Казаринова, моего старого друга по Морскому корпусу. Обнялись.

– Какими судьбами?

– А ты как здесь?

– Командую канонерской лодкой «Кубанец».

– А я получил назначение штаб-офицером. Посоветуй где остановиться, но имей в виду, я небогат, о гостинице даже не мечтаю.

– Давай ко мне на «Кубанец»! Стоим на капитальном ремонте. Каюта найдётся.

Вечером я сидел в кают-компании, ощущая забытое наслаждение неповторимым морским уютом, понятным только опытным морякам, да и служба оказалась необременительной.