Антон Чиж - Сомнамбула [litres]

– Ладно, раз все понимаете, – сказал он. – Где ловить будем?

– Недалеко, – ответил Ванзаров. – Только разрядите револьвер ротмистра на всякий случай.

В квартире царила темнота. Свет был не нужен. Заперев дверь со стороны прихожей, он пропустил вперед женщину и приказал искать.

Медленно, как во сне, она вошла в гостиную, сделала круг и остановилась около шкафа с корабельными приборами.

Так и думал, что вещь спрятали здесь, укрыв за компасами, секстантами и прочим хламом.

– Ищи, ищи, – приказал он.

Женщина открыла створки шкафа и стала сдвигать приборы. Они падали на пол, ломались и разбивались, но кому их жалеть. Вдруг она засунула руку в глубь шкафа и вынула оттуда стеклянный колокол, укрепленный на медном постаменте, внутри которого виднелись переплетения стальных трубок и медных проводов.

Он сразу понял, что нашел то, что искал. Бесценная находка. Теперь расплатится по всем счетам. Да так, что мало никому не покажется…

Завернув находку в мешковину, он бережно уложил ее в приготовленный саквояж. Надо уходить, а то мало ли что… Женщина была помехой, он обещал не трогать ее. Обещания ничего не стоили. Пусть остается здесь, ей-то все равно…

В тишине хрустнул дверной замок. Он насторожился, вынул револьвер. Из прихожей донесся топот. Включился электрический свет. Он зажмурился, но увидел отчетливо: жандармов слишком много. Впереди начальник охранки.

– Сташевский, сдавайся, все кончено!

Сдаваться было глупо, когда цель достигнута. Надо спастись любой ценой.

Закрывшись женщиной, он выставил револьвер над ее плечом.

– Пошли вон! Дорогу! – закричал он и пальнул не целясь.

Жандармы попрятались за проемами двери. На него нацелилось четыре нагана. Силы слишком не равны…

– А ну, не балуй… Деваться некуда! Сдавайся!

– Я убью ее! Убью! – бросил он последний козырь.

– Да убивай! Тебе каторга лет на десять светит, а умалишенной все равно, – крикнул Пирамидов. – Сдавайся! Руки вверх!

Сташевский прицелился, чтобы не даром потратить патрон, еще надеясь на удачу, но женщина вдруг развернулась и коротким ударом воткнула ему в горло что-то острое. Он захрипел, схватившись за рану, не отпуская саквояжа, попятился, теряя сознание от боли, добрался до окна, из последних сил разбил головой стекло и заставил себя вывалиться. Снизу долетел мягкий шлепок.

Бросившись к окну, Пирамидов перегнулся через подоконник. В темноте виднелось распластанное тело, к которому подоспели жандармы, оставленные внизу. Саквояж Сташевский прикрывал своим телом. Наверняка от прибора остались осколки. Какой негодяй… Надо было послушать Ванзарова и дать Сташевскому выйти на улицу. Что теперь делать?

Полковник вернулся к женщине. Та стояла спокойно, будто ничего не случилось.

– Ты что наделала! – закричал он ей в лицо. – Зачем убила его, безмозглая?

Она молчала. На Пирамидова глядели широко раскрытые глаза сомнамбулы.

Как будто он был не человек, а фантазия. Или чей-то сон…

Отделавшись от полковника и проверив, что за ним не следят, Ванзаров сделал большой круг через Вознесенский проспект и по Казанской улице дошел до гостиницы «Виктория». У входа он еще раз убедился, что начальнику охранки теперь не до него. Заспанный портье доложил, что господин из 23-го нумера внезапно вернулся и опять ушел в ночь с известной барышней. Ванзаров поблагодарил и спросил, на месте ли постоялец из 33-го. Тот не уезжал.

Поднявшись на третий этаж, Ванзаров постучал. Голос из глубины номера разрешил ему войти.

Петр Федорович сидел в большом кресле, закрывшись пледом по грудь. Он был в домашнем халате и тапках. Зеленые очки глубоко сидели на переносице.

– А, Родион Георгиевич, приятно видеть, – сказал он, не сделав попытки встать. – Устраивайтесь, где удобно… Не стесняйтесь…

– Пришел за обещанным, – ответил Ванзаров, присаживаясь напротив него на подлокотник дивана.

– Что же вам обещал? Не помню.

– Ответы, конечно. При нашей последней встрече. Разве не помните? Обещания надо выполнять…

Зосимов улыбнулся:

– Ну, если вы здесь сейчас, значит, и без меня нашли ответы…

– Нашел, – согласился Ванзаров. – Но хочу услышать от вас.

– Любознательность вас погубит, Родион Георгиевич. И уже чуть не погубила. Наш общий знакомый предлагал полоснуть вас бритвой по горлу, и вся недолга. Но я счел, что погибать такому уму слишком несправедливо…