— Хорошо. Убили, согласен. Загвоздкин убил, чтобы прославиться. Спрятался среди публики и из лука невидимой стрелой его уложил — аккурат в указанном месте.
— Вы хотите сказать — в указанное время?
— Нет, я хочу сказать в указанном месте. Загвоздкин указал место в нотах, то есть звук, взяв который, артист, как говорили римляне, станет богом.
— Бр-р-р! — Петр Иваныч зафыркал, затряс головой, как кот, на которого из окна вылили ведро с водой. — Фр-р-р! Вы же пишете в своем «Страже»: смерть была предсказана с точностью до минуты. А теперь вы говорите про какие-то ноты.
— Ах, Петр Иваныч, в коротеньком сообщении я просто не стал вдаваться в подробности того, чему будет посвящена огромная статья в ближайшем номере. В действительности предсказание было сделано в той форме, в какой я вам сказал. Когда Пешкович ушел — он ведь забежал на одну секунду — Загвоздкин стал листать ноты, позабытые им на моем столе, и вдруг сказал: «Через месяц, в концерте, на этой самой ноте он умрет…»
— После чего вы, разумеется, выставили его вон…
— Разумеется. Но когда это произошло на моих глазах, я испытал то же, можно сказать, что Савл на пути в Дамаск.
— Ну, ну, не кощунствуйте.
— Я и не кощунствую. Я говорю, что есть. Вообще, должен вам заметить, что я не из тех, кого легко водить за нос.
— А вы не заблуждаетесь на свой счет?
— Нисколько.
— И вы верите в пророческий дар господина Загвоздкина?
— Да, ибо никаких разумных объяснений произошедшему я найти не мог, как ни пытался. Я ведь, как и вы, вначале подумал о mors te debit, или — как его еще называют — змей-горынычевом яде, действие которого можно рассчитать с точностью до минуты, в зависимости от того, к чему он подмешан и какова дозировка, причем принявший его вплоть до последнего момента не будет чувствовать признаков отравления.
— Нет, для журналиста вы поразительный токсиколог, а главное — вы изрядный сердцевед. Я и в самом деле думал о «змей-горыныче». Объясните, почему это исключено, и тем самым вы снимете подозрение не только с Загвоздкина, но и с себя, ибо вы проявляете для журналиста уж слишком хорошее знание ядов, их свойств. Чувствуется, так сказать, лапа эскулапа — в конце концов, как знать, не было ли у вас своих причин желать смерти для Пешковича… (Мискин улыбнулся, но побледнел, что не укрылось от Петра Иваныча)… ну, хотя бы в рекламных целях, ха-ха-ха. Ну, как я вас?
— Да, напугали, ничего не скажешь. В рекламных целях значит? Позвольте же, любезный Петр Иваныч, обратить ваше внимание на одну деталь: если во всем, что касается яда, можно все заранее высчитать, то высчитать с такой же точностью, когда в концерте музыкантом будет сыграна та или другая нота, невозможно; музыкальные темпы весьма условны, антракт, бисы… да что вы, в самом деле… Нет, нет, это исключено.
— Гм, а вы убеждены, что смерть наступила именно в этом месте, на этой самой ноте?
— Это первое, что я тут же поспешил проверить, когда вместе со всеми бросился к эстраде.
— Ну, хорошо, Савва Олегыч, обескуражили вы меня вконец, я-то начал с вами браво, а вы меня… эх, а может, и вправду ничего, закупорка венечной артерии, как вы выразились, сердечко не выдержало… Так вот, Савва Олегыч, не сердечко, — Фыфкин вдруг мгновенно переменил и тон, и выражение лица. — Этой ночью тело было эксгумировано и исследовано. Цианистый калий. Калиум цианатум, если вам так понятней. Честь имею, милостивый государь. — И взглянув на Мискина так, словно тот уже был изобличен в убийстве, Петр Иваныч вышел, не закрыв за собой дверь.
— На фабрику Гвоздева! — крикнул он извозчику.
— Даша? — Петр Иваныч был весьма удивлен, встретив Дарью Ильиничну в конторе фабрики, производящей фосфаты, нитраты и прочие химикаты, порог которой он только что переступил. — Ты что здесь?
Дарья Ильинична смутилась: «Я… я хотела выяснить относительно некоторых свойств толуола — ведь если использовать его в качестве подкормки для садовой земляники, то…»
— То садовой землянике придет капут, ты это хотела сказать?
— Ах, Петя…
Тут на помощь Дарье Ильиничне пришел тот, кто, очевидно, консультировал ее по этому вопросу.
— Дарья Ильинична наш давнишний и блистательный контрагент. Прямо не знаю, что бы мы делали с излишками толуола, если б не Дарья Ильинична. А вы, как я понимаю, супруг Дарьи Ильиничны?
— Совершенно верно, супруг.
— А я — Василий Васильич Загвоздкин, управляющий.
— Ах, Петя, это тот самый Василий Васильич, о котором нам рассказывал Мискин, — Дарья Ильинична несколько оправилась от шока, вызванного внезапным появлением Петра Иваныча, а главное его непривычно грозным видом. — Представляешь, столько времени знакомы, и он ни разу ни словом не обмолвился о своем волшебном даре.
Читать дальше